Part 24

Иоган куда-то уехал. Скучно, поговорить не с кем. Можно, конечно, позвонить русским друзьям, но дал я себе зарок, по-русски без крайней нужды не говорить, упражняться в английском. Были у меня симпатичные американские приятели, но потерял я их. По своей же глупости. Тоньше надо быть. А то приехал в Америку, а веду себя как в России.

Первые свои американские дни провел я у приятелей брата, Пети и Киры Жуковых. Жили они в Бостоне уже лет пять и считались старожилами. В Москве были мы соседями, но знал я тогда их очень плохо. Петя раза три приходил ко мне на тренировку - я вел тогда секцию по карате. Сам я каратист весьма посредственный, но в те времена хороших в Москве почти не было. Карате, к тому же, было запрещено, коммунисты любили держать, запрещать и не пускать, так что моя подпольная тренерская работа была почти диссиденством.

Петя был очень красив, но физически слабо развит - много ли мышц нарастишь игрой на скрипке? - а других упражнений его руки не знали. И Петя и Кира происходили из старинной русской интеллигенции. Жили они бедно, но владели богатейшей, собранной поколениями библиотекой. Могли бы обогатиться распродавая редкие издания, но гордость не позволяла делать деньги из возвышенного. Петя работал программистом, а Кира учительницей русского языка и литературы. Мой брат был от них в восторге.

Потом, когда они уезжали, библиотеку всё-таки пришлось распродать. То что продать не успели - роздали друзьям. Я был на проводах, книжные шкафы и полки уже сильно опустели, но книг еще было предостаточно. Из скромности взял себе на память только одну, потом жалел, нужно было взять больше. Уезжали они в большой спешке, так что, думаю немало книг кончило свою жизнь на помойке.

Из проводов помню одно. Подошла ко мне какая-то незнакомая девочка и сказала: - Еще одно гнездо раззорено!
Девочка была очень милая и грустная. Нужно было бы взять у неё телефон, но тогда это показалось мне кощунством. Люди уезжали навсегда, почти никаких шансов их увидеть снова не было, проводы были чем-то вроде похорон.