Он чувствовал себя тонущим кораблём, изрешеченным пробоинами неосуществлённых и неосуществимых желаний. Ещё одну такую пробоину он получил от развалившегося союза с последней женой. Разрешительный Совет в своё время выдал им лицензию на сожительство с ограниченными правами, посчитав их неперспективной парой. Совет, как всегда, оказался прав. Менее чем через год он чувствовал лишь смертельную усталость от их взаимоотношений и даже не мог представить, каким образом его смогла заворожить эта полная самовлюблённой энергии самка и почему он согласился на роль верного гладиатора, ежедневно идущего в бой для удовлетворения её потребности в ощущении собственной исключительной значимости.
Это были её слова: «Настоящий мужчина не нуждается в сочувствии и сопереживании, он испытывает восторг от возможности посвятить свою жизнь без остатка любимой женщине!»
Полгода ему ещё как-то удавалось соответствовать образу «настоящего мужчины», а потом уже само это словосочетание, услышанное даже не из её уст, вызывало в нём раздражённую злобу, грозившую перейти в бешенство.
Ещё до расторжения союза он взял отпуск от участия в Технологическом Процессе на две недели и уехал погостить к матери. Короткое пребывание под крылом материнской любви - строгой, но не требовавшей сверхусилий во имя себя - показалось раем. А перед отъездом мать, почувствовав его состояние, сказала:
- Я родила не корм для хищницы, но существо, имеющее самостоятельную ценность.
После этого все сомнения развеялись вместе со страхом быть заклеймённым тавром «ненастоящего».
Однако разрыв принёс не только долгожданное ощущение душевного покоя, но и чувство очередного разочарования в жизни, упрямо не позволявшей осуществиться желанию достижения гармонии взаимоотношений с любимым человеком.
Испытывая тупую боль и тоску от охватившей его безнадёжности, он постепенно начал смиряться, уговаривая себя подчиниться судьбе и перестать мечтать о несбыточном. Именно в этот период его вдруг зацепила внешность артистки из какого-то глупого фильма. Особенно необыкновенным показался её взгляд, который, казалось, не был направлен ни во вне, ни углубившимся во внутренний мир. Этот взгляд как будто застыл в плоскости , созданной красиво очерченным зачёсанными назад каштановыми волосами лбом, большими чуточку удивлёнными глазами, пухлыми губами, нижняя из которых, выступая, создавала узенькую полоску тени под ней. Это был взгляд куклы, живой куклы.
Живая кукла… Право приобретения эрзац-партнёров предоставлялось Разрешительным Советом лицам обоего пола, имевшим опыт трёх неудачных попыток совместного проживания. Он уже входил в эту категорию, однако никогда ранее ему и в голову не приходила мысль о том, чтобы воспользоваться предоставляемой возможностью, слишком унизительным казался такой выход из положения. К тому же в нём всё ещё жила мечта о настоящей любви, в сравнении с которой эрзац-отношения выглядели чудовищной профанацией.
Тем не менее взгляд артистки стал неотступно преследовать его сознание, случайно встречавшиеся упоминания о ней в Информационном Поле, мелькавшие тут и там голограммы с её изображением били в одну и ту же точку усиливавшегося желания обладать эрзац-копией. Последним грузом, перевесившим чашу весов, оказался большой бонус, полученный им за успехи в Технологическом Процессе. Как ни странно, эти успехи
в последнее время стали возрастать, хотя он уже не выкладывался так, как делал это, стараясь соответствовать требованиям бывшей жены.
Состояние внутренней коллизии сознания «хочется, но колется» сменилось внутренним восторгом ожидания (на изготовление эрзац-копии конкретного человека требовалось некоторое время), которое он определил для себя строчкой древнего поэта: «Так ждёт любовник молодой минуты верного свиданья». Тревоги затерялись где-то позади, душа опять была открыта навстречу новой надежде. Он с некоторым изумлением обнаруживал в себе те самые мысли, чувства, настроения, какие испытывал, находясь в периоде развития отношений с реальными женщинами. Это его забавляло и пугало одновременно.
И вот она появилась в его жизни, в точности соответствовавшая созданному воображением представлению, с тем самым взглядом, зыбко волнующим поверхность лица. Внешне она ничем не отличалась от живого белкового индивидуума человеческого общества за исключением маленького пятнышка на левом плече – предписанной татуировки, свидетельствующей об искусственном происхождении.
Первое время он ликовал, казалось, что вот теперь он отомщён за все те муки, которые доставили ему реальные женщины. Почему-то вспомнилась философская теория древнего мыслителя Канта, высмеивавшаяся преподавателями, обучавшими его миропониманию.
«А ведь не так уж и глупо иметь лишь нужный тебе комплекс ощущений и не обременять себя реальностью!» - думал он и улыбался этим мыслям.
Первые микротрещинки на фасаде новоявленного блаженства появились от того, что происходило в постели. Секс был слишком идеален, чтобы постепенно не почувствовать фальшь этих ритуально-красивых соитий. Отчётливо стало не хватать чего-то живого, настоящего: хотя бы лёгкой тени естественного запаха женского тела, хотя бы небольшой несогласованности движений, хотя бы слабой неуверенности в том, что и в этот раз всё получится в лучшем виде. Это всегда происходило в лучшем виде, движения её тела были жёстко детерминированы с его желаниями и ощущениями, а само тело источало божественные ароматы последних достижений Технологического Процесса в области парфюма.
И всё чаще его в постели захватывали не плотские ощущения, а совершенно отстранённая мысль: «А как бы это происходило с той, настоящей?»
Понемногу эта мысль стала навязчивой, раздражающей, и сознание неизбежно выплеснуло раздражение на объект, с которым всё это было связано, - на неё.
Снова внутри зазвучали нотки сожаления о совершённом. Впрочем, на какое-то время они затихли, сменившись приятным удивлением от того, что сдерживать раздражение оказалось необязательным. Однажды сорвавшись и накричав на неё, он не получил ответной пощёчины негативных эмоций. Кукла лишь смотрела на него своими недоуменными глазами, явно не понимая, с чем связана его злость. А в дальнейшем вела себя так, как будто ничего не случилось.
С тех пор он, стыдясь в душе этого, стал позволять себе такие отдушины, выплёскивая из себя накопленное недовольство предполагаемым её несоответствием реально существующей, но неведомой женщине.
В этот раз всё случилось именно так. По приходу домой его ждала она – как всегда, верно дожидавшаяся, пытавшаяся по самым мелким деталям угадать его настроение, готовая незамедлительно осуществить любые его желания.
- Ну что ты носишься со мной, как с писаной торбой! Будь проще, займись чем-нибудь своим, не мельтеши! - он произнёс это без особых эмоций, по уже начавшей складываться привычке.
Кукла отступила от него, опустошённо опустилась на стоящую в прихожей скамеечку, веки приподнялись выше обычного, ротик раскрылся, полоска тени под нижней губой мелко задрожала, и вдруг она… заплакала.
Услышав её плач, он застыл, пытаясь осознать то, с чем не сталкивался и не ожидал столкнуться. Рационально мыслящий мозг начал подыскивать разумное объяснение. «Некондиция? Сбой программы? Неуказанная опция? Функциональная адаптация?...» - облачко роившихся в голове возможных вариантов стало выветриваться, уступая место пока ещё неясным человеческим эмоциям, которые возбуждали в нём её всхлипывания.
Она уже плакала навзрыд, каким-то безнадёжным, не ждущим сочувствия плачем ребёнка, обделённого родительской любовью, но до последнего момента надеявшегося эту любовь завоевать, и враз осознавшего неосуществимость своих тайных надежд.
«Нет, она ведь не может знать, что если я откажусь от неё, то будет подвергнута аннигиляции!» - вспыхнувший испуг стряхнул с него оцепенение, заставив подойти к ней, встать на колени и сжать ладонями её плечи.
Она не отстранилась и не подалась навстречу, лишь продолжала обречённо размазывать слезинки по щёкам подушечками пальцев.
«А если плач не прекратится? Господи! Что делать-то!»
- Малыш! Ну ты чего? Ну прости меня! Ну не надо плакать! Ты меня не так поняла..., - он бормотал уже подзабытые заклинания, внутренне поражаясь несуразности происходящего, потом обнял её, прижав к себе.
Плач прекратился так же мгновенно и внезапно, как начался. Было страшно разжать объятия от мысли, что всё может повториться снова. Минуты тянулись, мышцы спины затекли, и он осторожно отвёл её голову от себя, заглянув в глаза.
Она смотрела на него с удивлением, только удивление уже было не таким, как обычно. Хотя это могло лишь показаться.
- Я тебя огорчила? Я больше не буду…
- Нет, что ты... Пожалуйста, если хочешь… Хотя нет, лучше не надо... Это я виноват... Ты – всё правильно... Ну в общем я не подумал...
- А что это было?
- Ну это просто так иногда бывает... Само собой случается, а потом проходит. Вот, уже прошло.
- И что теперь делать?
- Ничего, просто ты очень красивая…
Он подхватил её на руки и унёс в спальню…
Уже далеко за полночь, когда она спала, уткнувшись носом в его ухо, он всё ещё осознавал случившееся, уставившись через слой темноты в потолок.
«Видимо, она запрограммирована только на то, чтобы отдавать. И если отдать не получается, выходит из равновесия, ведь для себя ей ничего не нужно. Вообще-то надо будет поговорить со спецами. Хотя вряд ли они знают о такой возможности, иначе бы заранее предупредили.»
Но он уже знал, что не будет ни с кем советоваться, как и постарается не допустить впредь повторения сегодняшнего сценария.
Вдруг сознание пронзила мысль, что теперь она стала для него настоящей, но не той, с которой была скопирована, а такой, какая есть, но настоящей. Потому что он увидел в ней загадку. И эту загадку будет разгадывать всю оставшуюся жизнь.
|
Назад
Конференция
Вперед
Списком
Почему плакала кукла.
Редактировать
Ответить
Цитата
