Все события и персонажи вымышлены. Любые совпадения с реальными событиями и лицами носят исключительно случайный характер. Хи-хи… 
Прерывистая разделительная полоска на выгоревшем под ярким средиземноморским солнцем, изгибающемся шоссе Ницца – Монако-Вилль, на такой скорости почти сливалась в одну сплошную. Но, сидя в салоне, казалось, что машина идет тихо и размеренно, как по родным московским улицам. Мерно урчал мощный двигатель, чуть слышно свистел ветер, залетающий в стальные решетки воздухозаборников. Сквозь зеленоватые стекла очков Картье за окном пролетала уютная, игрушечная деревушка. Анжела еле успевала выхватить глазами причудливые яркие черепичные крыши, знакомые по картинам, виденным в музеях. Вот только фамилии художников как-то не откладывались в ее кудрявой головке. Да и зачем…
- Вильфранш-сюр-Мер… - бархатистый баритон сбоку перекрыл старую песенку «You Are The Sunshine Of My Life», звучащую в динамиках.
- Что? – переспросила Анжела. Ее веселый голос звенел как севрский хрусталь, если задеть вилкой пустой декантер на ресторанном столике.
- Вильфранш-сюр-Мер, детка. Место, которое мы проезжаем. Осталось недолго…
Анжела повернула голову… Да! Это был Он… Он… Загорелое, чуть обветренное лицо, в мужественных морщинках. Волевой подбородок. Озорные голубые глаза скрывались за синими стеклами в тончайшей платиновой оправе. Седеющий густой ежик волос не скрывал высокого лба. Мощные грудные мышцы и бицепсы обтягивал тончайший прохладный трикотаж от Альбера Эльбаза. Крепкие руки, спортивный пресс… длинные пальцы обхватили кожаный руль с двухцветной эмблемой посередине, немного похожей на триколор нашей олимпийской сборной.
- На такой машине, зайка, я готова ехать хоть всю оставшуюся жизнь…
«Черт! Ну почему меня сейчас никто не видит! Ни наша королева Ксюшка из академии, ни этот чертов узбек с форума…» - единственная мысль, которая в эту сладкую минуту омрачала прелестную головку с копной игривых черных локонов.
- На такой?.. Да уж. Наверное. – Он улыбнулся, обнажив ровные жемчужные зубы. – Только, солнышко, не называй меня зайкой. Мне не нравится…
- Хорошенькая такая… - промурлыкала Анжела, поерзав на жестком спортивном кожаном сиденье, - как пантера, готовая к прыжку. Это – «Бентли»?
- Это «Аскари», солнце. – Машина на полной скорости плавно вписалась в изгиб трассы. – Кей-зет один.
- Она что, лучше «Бентли»?
- Тебе это важно, солнце? – Он мягко улыбнулся краешками губ. Помолчал. – Лучше, Ангел… лучше.
Он скосил глаза на левое запястье.
- Ну что, вроде, минут через пятнадцать должны быть на месте.
- Если твои швейцарские не врут.
- Швейцарские? Солнышко мое… я столько не зарабатываю. – Он заливисто засмеялся. – Это – немецкие. Но все равно не врут.
- А немцы делают часы?.. – Анжела выгнула тонкие брови.
- «Ланге и сын» – все еще делают.
Вдали показался небольшой город, растянувшийся в предгорье, стекающий к бухте лазоревого цвета, взрезанной языками пирсов и испещренной белыми пятнами круизных яхт.
- Скоро будем в объятиях Альбера…
- Принца?
- Он уже князь, солнышко. – Он ласково потрепал ее за оголенное шелковистое плечо. Потом – еще раз. – Анжелочка, солнышко, ну вставай… - его голос странно пропел фальцетом. – Встава-а-ай…
По ее телу пробежала морская волна, ее пенная грива ударила в голову… Машина, музыка, Он… все закружилось, растаяло и сошлось в одну светящуюся точку. Как на экране старенького черно-белого телевизора. Анжела с трудом разомкнула глаза…
Голос Сары Львовны стал более требовательным и громким.
- Анжела, солнышко! Просыпайся. Пора вставать. Ты опоздаешь в институт. – Она слегка тряхнула дочку за плечо.
Сентябрьское, не по-осеннему яркое утреннее солнце пробивалось сквозь желтые кленовые листья у окна, играя причудливыми зайчиками на стене старой квартиры на Спиридоновке, пробегая по книжным полкам, увесистым стопкам «Эль», «Космо», отражаясь на темном экране постаревшего компьютерного монитора. В коридоре слышались шаркающие тапки папы… На кухне недовольно шумел чайник. О Боже… Значит… Значит это был сон… всего лишь сон… Анжела застонала.
- Что такое, заинька? Ты заболела? – Сара Львовна озабоченно смотрела на дочку.
- Нет… нет… мама… встаю уже. – Анжела потянулась.
Сара Львовна погладила Анжелу по волосам.
- Иди умывайся, радость моя. Что ты хочешь на завтрак?
Анжела сонно растянула губы в улыбке:
- Суфле из ома-а-ара-а… и шампа-а-анское-е…
Мама вздохнула, выходя из комнаты.
- Вэйз мир! Откуда только в тебе это все… Манные клецки сегодня очень вкусные. Вставай.
Вставать ужасно не хотелось. И вдруг в голове вспыхнуло: «Сегодня!.. Это же сегодня!!!» Да. Сегодняшний день может изменить многое. Вернее, вечер. Анжела вскочила с кровати, отбросив одеяло.
Начинался новый день. Обычный рабочий день в дружной московской семье Рахлиных.
Х Х Х Х Х
Все началось… Все началось еще тогда. Весна в том году не заладилась, запаздывала. Уже стоял апрель, но промозглый ветер все еще гонял надоевшие снежинки по грязному асфальту. Анжела проснулась, сглотнула. «Ну вот, горло уже не так болит». В доме было тихо, вся семья разбежалась, только мама суетилась на кухне. Анжела простудилась, отлеживалась дома, в институт бежать было не нужно… Она тихо встала, запахнулась в махровый халат и включила компьютер, за которым поздними вечерами стал засиживаться папа, сводящий свои дебеты с кредитами. Хм… чем же он на работе занимается?
Как раз вчера она не успела дочитать интервью главного редактора «Л’Оффисьель», этой кочерыжки Эвелинки Хромченко о том, кто же из кутюрье задает тон на миланских Неделях высокой моды, где умопомрачительные отрешенные от жизни модели гордо вышагивают по «языкам», ловя восхищенные взгляды бомонда и вспышки камер. В «Журнале» на браузере должна ссылка остаться. Палец надавил на «мышку». А ссылок-то прибавилось… Ой… А это что? Что еще за «sextalk»… Хм… На мониторе зажглось окно форума, на строгом темно-синем фоне желтели названия разделов. «Клуб любителей секса»… «Треп»… «Вопросы»… «Пикап» какой-то…
- Анжела! Заинька! Это что такое!! – в дверях стояла мама. – Немедленно в постель! Никаких компьютеров. У тебя же температура… Ой Вэй, видела бы тебя бабушка Бэлла…
Анжела еле успела закрыть «окно». Юркнула в постель. Интересно… кто же туда лазит?.. И что это за сайт? Любителей чего? Секса?.. А чего его любить-то… В памяти всплыла неприбранная комната, разложенный диван из.. бррр… рогожки, ощущаемой даже сквозь неуютную льняную простыню. И неумелый одноклассник Гарик, сплавивший предков на дачу. Тощий, с впалой грудью и унылым отростком между незагоревших ног… Как было? Да никак, в общем-то. Ничего хорошего. Единственным плюсом была возможность смело смотреть в глаза подружкам, ибо не девочка уже… «Плавала, знаю». Правда, в рассказах на девичьих междусобойчиках Гарик был заменен на этакую модель с обложки журнала «Men's Health», подсмотренного на витрине киоска. Подружки не верили, конечно, но и доказать обратного не могли. Ну и ощущения расписывались во всех красках, благо «Космо» с соответствующей статьей в тему был куплен незадолго до того.
Со временем форум затянул. Но встретил Анжелку недружелюбно. Потому… Потому, что…
Потому, что, однажды, сдав с горем пополам летнюю сессию в «Плешке», Анжелка со своей институтской подружкой Ксюхой сидели на лавочке в парке, пили из пузатеньких увесистых бутылок терпкий «Гролш», купленный на сэкономленные от обедов деньги, и мечтали о жизни. О другой жизни. О той, где есть место платьицам от Донны Каран, джинсам от Дольче и Габбана, колечкам «Шопар», фитнесу в «World Class» с сексапильными тренерами, и красным кабриолетам «BMW». Путем несложных логических цепочек перед их юными глазами нарисовались два пути. Первый – долгий, ухабистый, нудный, в котором надо было осваивать профессию, устраиваться на хорошую работу, ползти по служебной лестнице и получить искомое тогда… когда «собес» радостно распахнет перед побитыми жизнью подругами свои скрипучие, как старческий голос, двери. Второй путь… О, второй путь был широк, прям и ровен, как трасса Новый Арбат – Кутуза – Рублевка. Дабы пролететь по ней с ветерком, подобно президентскому кортежу, не хватало самой малости. Колоды кредиток и надлежащего мужичка, способного такую колоду подарить и ее же поддерживать. Нет, парнишки на дорогих тачках и в одежке стоимостью в годовую стипуху за один пиджак в «Плешке» присутствовали. Но особого внимания ни на Анжелку, ни на Ксюшку не обращали. Да и потом, с ними такие девчонки были… такие… Подружки вздохнули. Анжелка отпила пива:
- Отдыхать поедешь куда-нибудь?
- Да опять в Анталию… или в Кемер… - Ксюха поморщилась. – А ты?
- К родственникам. На море.
- Средиземное? В Канны?
- Ага. В Канны. Под Одессу.
Летние каникулы всегда пролетают подобно одному дню. Ясным осенним утром Анжела курила на лестнице перед входом в институт, напичканная за лето фруктами заботливыми мамиными родственниками, загоревшая, накупавшаяся в море, болтала с одногруппниками. Ксюшки не было… Горечь начала учебного года подслащивалась радостью встреч со знакомыми лицами.
Сзади нехарактерным сопрано взвизгнул мотор. Через секунду лицо Пашки, старосты группы, курившего с Анжелкой, стоя на лестнице лицом к проезду, вытянулось, рот приоткрылся и оттуда медленно поплыли синеватые кольца дыма.
- Уя себе… - Пашка выдохнул.
Анжела обернулась. Из припаркованного «Бентли-континентал» благородного антрацитового оттенка вылезла подруга… Модная стрижка мелированных волос, изящный макияж, проглядывающий сквозь дымку стекол моднейших очков, короткая замшевая куртка, фирменно потертые джинсы, подчеркнувшие аппетитный изгиб бедер, тонкие летние сапоги, небрежная сумка «Эрмес-Биркин». Ксюхино появление было эффектным, ядерная реакция – неуправляемой… Тем временем с водительского сидения по частям вылез излишне плотный дяденька, невысокого роста и высокой упитанности, в темном костюме, золотых очках, прикрывающих мохнатые брови. Браслет крупных часов сверкнул солнечным бликом. Ксюха нежно поцеловалась с дяденькой и, легко взбегая по ступенькам, послала ему воздушный «кисс»…
После первой лекции, угощая Анжелку в буфете вкусным пирожным и невкусным кофе Ксюха, прикуривая элегантной зажигалкой тонкую сигарету, блеснув изящным колечком белого золота с фирменным логотипом «Т», взахлеб погружала Анжелку в подробности своего романа с Алексеем Валентиновичем, неординарная судьба которого пересекла их с Ксюхой жизненные пути в воздушных воротах столицы. Ксюха ждала посадки на чартер до «берега турецкого», рейс же АВ – как называла Ксюха своего воздыхателя – откладывался. В лондонском «Хитроу» объявили «оранжевый уровень» террористической угрозы, а резервный «Гэтвик» не принимал аэробусы.
АВ, если пойти на сделку с совестью и опустить его сомнительные внешние данные – моделью он мог стать разве что на обложке журнала «Здоровье», посвященного проблемам рейтузного ожирения, - был достойной партией. Имел собственную структуру, максимально приближенную по своему бизнесу к башням на улице Наметкина и на Севастопольском проспекте, приторговывал газком, жил на три своих берлоги – квартирки в Лондоне, Вадуце и домишко в Жуковке. Имел деньги, жену и относительно взрослых троих детей. Последние два обстоятельства Ксюху не смущали – на повестке дня участников их «товарищества на вере» стояли покупка студии на Кутузовском, всякой мебели-шмебели, поддержания неснижаемого остатка на банковской карточке и постоянного обновления в гардеробе возлюбленной, и, учитывая удаленность площади Победы от Серпуховки, какой-нибудь нестыдной машинки. Ну, вот, «Лотуса», например, который Ксюха заприметила в автосалоне на Народного ополчения, навещая своих бабку с дедом.
- А как он… это… - Анжелка зарделась.
- Трахается, трахается… - Ксюха усмехнулась. – Ну… пытается. Ему ж тяжко, пузанчику-то. Порнушки посмотрит, поминетишь его родимого, ручками поддрочишь… потом на боку малыша своего пристроит, попыхтит, кончит – и в отключке.
Анжелка скривилась. Это все было так непохоже на ее фантазии…
- Ничего, ничего. Можно и потерпеть… Он и так шутит, что со мной себя настоящим жеребцом чувствует, несмотря на свою третью степень ожирения.
- Это как?
- Первая – не видно, когда висит. Вторая – не видно, когда стоит. А третья – не видно, кто сосет… - Ксюха заливисто и звонко засмеялась.
На них обернулись.
Ночью Анжелке не спалось. Она ворочалась, думала, но всякий раз, когда она начинала проваливаться в сон, ей начинали мерещиться лучистые витрины «Тиффани», строгие линии туалетов Прада, игривые костюмчики Готье, призывный рев «кайеновского» двигателя…
Она тихо встала, включила компьютер, зашла на форум и дрожащими пальцами набила свое первое сообщение: «Всем приветик со смайликом… Захожу иногда на ваш форум… Вплываю в «большую» жизнь и чтоб не набить сразу шишек, хочу вашего совета – где честной девушке двадцати лет от роду, относительно без матпроблем и из приличной интеллигентной семьи, студентке-москвичке…» - посмотрела на себя в зеркальце, тихо вздохнула, - «…и просто красавице познакомиться с приличным дядечкой старше тридцати…»
Да, на форуме ее сразу заметили. Впрочем, там, похоже, привечают любую появившуюся подругу. Игра затягивала. Но только игра… Реальных, дельных советов не было… Да и откуда им взяться? Переспят за жалкую сотку долларов – не понравится – потом вой на весь КЛС стоит. Видимо, для них сотка – страшные деньги. А все туда же… в личку стучатся, познакомиться хотят. А в общих ветках – они же гнобить начинают. Козлы… Ладно, я им устрою!
Ксюхиных рассказов и гламурных журналов вполне хватило для того, чтобы заставить этих уродцев плеваться слюной и обсираться в своих постах, пытаясь опустить удачливую, уверенную в себе, успешную и красивую девчонку. Особенно этот хрен, с ишаком который… Сидит у себя в коммуналке, картошки навернет и давай рифмы плести с голодухи. Ага, стишки мне посвятил! Премию теперь получит. Небось целый месяц теперь на нее жить будет, убогий.
Уверенная, успешная, красавица… На форуме – все легко. А жизнь… А жизнь проходит мимо. Ксюха рассказывала, что многие ее новые подружки, с которыми она по ресторанам зажигает, да клубится, себе мужчинок в интернете раскопали.
- Ксюх… да там придурки нищие одни…
- Не там ищешь, подруга!
- Там, там… Есть же там приличные мужики…Один, вон, такие рестораны на форуме расписывает… Дядька видный. И с деньгами, судя по всему.
- Это ты на каком форуме-то плаваешь?
- На КЛС-е, есть там…
Ксюха долго смеялась, запрокинув голову. Успокоилась, промокнула выступившие слезы шелковым диоровским платком.
- Ну, Анжелк, ну ты жжешь, мать! Да какие ж там видные дядьки-то… Одни эти – нищеё… тьфу, прости Господи. Приличным мужикам больше делать нечего, чем на «секстоке» на монитор дрочить.
- А где ж тогда…
- На «Мамбе» зарегистрируйся. Анкету заполни, в графе кликнешь – «Ищу спонсора». В тексте напишешь, что без фоток – аут и игнор… Хотя… знаешь, серьезные мужики свою морду лица светить не будут. Про фотки ничего не пиши. Встретишься в ресторане – выбирай сразу место «супер». Нормальный дядька не забздит. Если уж совсем чмо – поешь на халяву. А так, при встрече, все сразу понятно станет, что за папик.
- А мне свои фотографии вывесить?
Ксюха смерила Анжелку взглядом.
- Знаешь… ты мне их пришли. У меня парнишка знакомый есть – фотограф-гений. Он тебя «подработает», подчистит. Фотки должны быть такие, чтобы все «мизерабли» даже по клаве в твой адрес щелкнуть не смели.
Анжела потупила взгляд. Ксюха приобняла подругу:
- Спокойно, Анжелка. У меня получилось, у тебя тоже все будет как надо.
Подруги решили лишний раз не рисковать. Ксюша сама заполнила Анжелкину анкету как надо, прицепила фотографии, прислала Анжелке логин и пароль. На фотографии была она… и не она. Тихая и невзрачная в жизни девчонка превратилась на снимках в молодую женщину, достойную стать лицом канала «Fashion TV» и журнала «Vogue» одновременно. Как так можно было сделать Анжелка не знала, но…
Но первая сотня писем пришла в течение двух часов…
Х Х Х Х Х
Шумел чайник. Из открытой форточки доносилось задорное чириканье воробьев, облюбовавших причудливо изогнутую ветку. На кухне было непривычно пусто. Старшие сыновья-двойняшки Абрам и Мойша, доплывшие по неспокойным волнам высшего образования до ординатуры «третьего меда», изучали принципы организации стоматологической помощи на земле обетованной – гостили у Нохума и Пинхаса, двоюродных братьев Сары, в Ашдоде. Ребекка, дурочка, чуть не выскочившая в восемнадцать лет замуж за смазливого раздолбая – танцора из ансамбля Моисеева – отрабатывала двухнедельный углубленный семинар в женском еврейском институте «Махон Хамеш» в Сокольниках. Израиль Борисович чуть ли не силой запихнул Ребекку в эту иудейскую обитель, понимая, что постигать азы экономики и финансов дочке лучше в девичьем коллективе, ибо коллектив смешанный – не доведет до добра…
За столом сидела младшенькая – любимая Анжелочка, ангелочек… Сара степенно передвигалась между столом и плитой. Изя тщательно пережевывал сдобренные малиновым вареньем манные клецки, механически бегал глазами по статье с последними новостями о противостоянии израильской армии и группировки «Хамас»… С утра пошаливал желчный пузырь. Ой, вот не к месту сегодня, не к месту. Чуть слышно разговаривал маленький телевизор. Сонная муха упрямо таранила оконное стекло. Изя отложил газету, задержался взглядом на ситцевом халате жены, пуговицы которого готовы были выстрелить под нешуточным напором дородного бюста.
Их познакомили родители. Конечно, Изя, по молодости лет наивно полагавший себя строителем собственного счастья, пытался бунтовать против такого плана устройства его личной жизни, но, будучи по жизни конформистом, и унаследовав генетическое свойство своего народа терпеть, со временем сдался. Сара была девочкой из приличной семьи бухарских евреев. Сам же Изя представлял из себя очень выгодную партию для семейного клана его невесты, ибо жил в столице, а его папа работал хоть и простым служащим, зато в центральном аппарате союзного Минрыбхоза и каждое утро гордо входил в тяжелые дубовые двери с витыми латунными ручками на Рождественском бульваре.
Главной отличительной особенностью Сары было обилие всего во всех местах. Израиль быстро оценил преимущества ее фигуры, погружаясь поздними вечерами в ее жаркие объятия, зарываясь лицом в ее арбузные груди и ощущая себя как в детстве, на море, на надувном матрасе, покачивающемся на ласковых волнах. Больше всего Изя полюбил преодолевая стеснительность молодой жены ставить ее в позу, подсмотренную в подпольно растиражированном на ротапринте талмуде «Техника секса», бывшем бестселлером на их курсе, которую его сокурсники трактовали без литературных изысков – «раком», и, входя в нее остервенело, тормозить своим телом о мягкие и пружинистые полушария ее задницы, под аккомпанемент тихих вздохов.
Спустя год после того, как Изя разбил каблуком купленных в ГУМе к свадьбе финских штиблет хрустальный бокал, под одобрительные возгласы родственников: «маззлтов!», на свет появились двойняшки Абрам и Мойша. Он, конечно, понимал, каково будет мальчишкам нести по этой жизни такие имена, но опять-таки уступил настояниям Сары.
Через два года солнечный свет увидела Ребекка… А после того, как в роддоме имени старика Грауэрмана заверещала Анжелочка, Израиль решил оставить амплуа сексуального маньяка и претворить в жизнь припев из старой народной песенки: «Хаим, хватит, лавочку закрой!» Тем более, что тянуть такую семью на бухгалтерскую зарплату сотрудника ЦНИИ технико-экономических исследований Минпищепрома было не менее тяжело, чем жить правоверному еврею под игом фараонов. Даже с учетом регулярных родственных дотаций и субвенций. Израиль и Сара сконцентрировались на детях. Спецшкола, музыкальная, бассейн, репетиторы, пианино «Лирика», купленное в кредит, старенькая скрипка, приобретенная у дальней родни… Азохен Вэй… как летит время… когда же все это было… когда же он мог безотказно чувствовать сладкую истому в паху, стоило ему только узреть нагулянный Сарочкин филей… «Куда уехал цирк… Уехал он туда…»
- Папа, мне нужны джинсы! – звонкий голос Анжелы разорвал грустный неторопливый поток Изиной мысли.
- У тебя есть двое… - Изя глотнул чаю.
- Изя, твоя дочь таки учится в приличном месте, - вставила Сара. – Ей нужно выглядеть.
- Ладно, в выходные съездим в «Мегу».
Анжела скривилась.
- Не-е-ет… в «Мегу» не надо… Я на Неглинной уже присмотрела…
- Что стоят?
- Двенадцать тысяч… - тихо выдохнула Анжела.
Сара Львовна выронила ложку, она весело звякнула о фарфор блюдца. Израиль Борисович поперхнулся чаем. Прокашлялся. Сара Львовна заботливо постучала супруга промеж лопаток.
- Они что, из золота?
- Не-е-т… Они – настоящие. Жан-Поль Готье… - Анжела надула пухлые губки.
- Анжелочка, доченька, ты же знаешь, как нам тяжело. Папа работает изо всех сил, берет приработок на дом… - Сара Львовна потянулась погладить Анжелу по голове. Анжела отстранилась.
- Ну па-а-апа-а-а…
Израиль громко поставил чашку. Поцеловал жену:
- Спасибо, дорогая. Все очень вкусно.
Выходя из кухни отрезал через плечо:
- В «Меге» распродажа. В «Мегу»…
Израиль Борисович глядел в старое трюмо и поправлял узел галстука. Сара Львовна, вооружившись щеткой, плавно провела ею по Изиным плечам, смахивая пылинки…
- Изя, ты – в парадном костюме?..
Израиль Борисович слегка склонил голову набок, чуть потупив взгляд.
- Сарочка, сегодня у нас делегация из Лиона… из какого-то фонда… собираются дать немножко денег театру… может и нам что-нибудь перепадет. Вечером будет фуршет…
- Из Лиона… - Сара Львовна на мгновение замерла, потом продолжила работать щеткой. – Ну, тогда… французы тебя оценят.
Сара вздохнула, поймала ноты подаренного французского одеколона, которым Изя пользовался исключительно по особым случаям.
- Я сегодня, возможно, буду попозже…
Израиль нашел в зеркале большие и грустные глаза жены.
- Сара, Бог ты мой, ну что такое…
- Изя, у меня болит сердце… Наши мальчики в Израиле… Арабы обстреливают их ракетами… Они уже третий день не звонят.
Израиль обернулся, объял тело жены своими коротковатыми руками.
- Сара, золотко… успокойся… Ашдод – южнее Тель-Авива. Туда их ракеты не долетают.
На прощанье Сара Львовна чмокнула Израиля Борисовича в обозначившуюся на макушке среди кудрявых черных волос лысину.
Х Х Х Х Х
В зале ресторана было немноголюдно. Приглушенный свет, стильный интерьер… Над потолком висела музыка – в углу играли седой пианист в смокинге и моложавая арфистка в черном бархатном платье. Чуть подрагивало пламя свечи на столе… Анжела лениво выковыривала вилкой трюфели из нежнейшего гусиного патэ, запивая их слегка терпковатым и сладким «сотерном» урожая 89 года. Сидевший напротив нее мужественный и благородный мужчина разговаривал по телефону. Элегантный темно-синий костюм в еле заметную полоску, небрежно расстегнутые крайние пуговицы на его рукавах, непонятно зачем сделанное круглое окошко на циферблате массивных часов с обилием стрелок, его вальяжные манеры… все… все говорило о том, что у этого мужчины есть деньги. Или власть. Или все вместе.
- Саша, еще раз говорю тебе, что Франкфурт-на-Одере не сожрет десять миллионов кубов газа… Да… Да, я могу позвонить Брауну. И что? Терминал не резиновый. Приоритет идет по поставкам в рамках межгосударственных контрактов…
Многие слова Анжела не понимала. Но от этого мужчина нравился ей еще больше.
- Да…да… будешь дробить партию… Загоним часть на Баумгартен… Да… С Тревизо тоже можно договориться… Хорошо. Да, прокачку по Европе я сделаю. «Газэкспорт» за тобой… Не знаю. Ну, попробуй через Середу… Селезнев, Будзуляк – мне все равно, кто это будет… Да при чем тут Рязанов?.. Он же по нефтянке… Давай, давай, выходи на Медведева… Да не Дмитрия, а Александра! Все Саш, перезвони завтра… все, пока.
Мужчина захлопнул телефон.
- Прости, дорогая… дела… знаешь…
- Знаю.
- Как «Шато Д’Икем»? Нравится?
- Вкусно…
Мужчина тихо засмеялся:
- Да я уж надеюсь… - он погладил ее по руке. – Ты в субботу учишься?
- Да…
- Во сколько заканчиваешь?
- В двенадцать.
- Я заеду за тобой? Навестим Третьяковский?
- Ну, давай…
Он улыбнулся:
- Рахлина!
Анжела вздрогнула.
- Рах-ли-на! Ау…
Мужчина, музыка, ресторан… все обрушилось как искрящаяся брызгами стена водопада Ливингстона. Лицо улыбающегося мужчины материализовалось в ухмыляющуюся рожу препода.
- Рахлина, перечислите мне виды таможенных режимов, какие Вы знаете.
Анжела зарделась, тихо начала:
- СИФ, КАФ… ДДП… экс…экс… - запнулась, залилась краской.
- Не густо. Из пятнадцати. Ну, и чем отличается, скажем, СИФ от КАФа?
Анжела опустила глаза. Препод вздохнул.
- Рахлина… Логистика – это кровеносная система экономической деятельности. Вы не станете нормальным экономистом, если не сможете регулировать информационные и материальные потоки в процессе движения товаров. Поблажек на экзамене от меня не ждите.
«Да достал ты уже… Блин, и Ксюхи нет, обещала же мне шмоток своих подкинуть. Надо же соответствовать… Сегодня, сегодня… встреча сегодня… она может изменить все…»
Х Х Х Х Х
За окном гудела Варшавка. Пыль и смрад от нескончаемого потока машин долетали даже сюда. Приоткрытое окно усугубляло ситуацию. За стеной визжала бормашина и постанывал очередной страдалец. Действовало на нервы - Израиль Борисович попытался заглушить звуки, зарядив в магнитолу диск сестер Бегельман, известных в народе как сестры Берри, и свою любимую веселую «Чирибим-чирибом».
Пятнадцать лет назад, вместе с падением незыблемой, как казалось, советской власти рухнул и ЦНИИ, которому Израиль Борисович отдал изрядную толику своей жизни. Вернее, здание-то осталось, но ушлый директор приватизировал его на имя себя и своих родственников и сдал его в аренду новым ударникам капиталистического труда, благо, что стояло оно в центре – на Осипенко… или как там теперь… Балчуг… Израиль Борисович до сих пор не мог привыкнуть к новым названиям улиц – Новый Арбат так и остался для него Калининским, Спиридоновка – Алексея Толстого, ну а Тверская, естественно… Крошек с барского стола Изе, понятное дело, не перепадало. Новые цены поглотили зарплату Израиля Борисовича как морские волны войско египетское по воле Божьей, встретившей искреннюю просьбу пророка Моисея. Хвала Всевышнему, друг седьмой воды на киселе – одного из Изиных троюродных – Юра Шерлинг, поразивший когда-то культурную Москву поставленным «танцем освобожденного труда – Фрейлехс», решил открыть при своем Еврейском музыкальном театре частную стоматологическую клинику. На культурные нужды и для поддержания штанов. Целый год директор клиники Вайсберг провел в ожидании указа Ельцина об упразднении бухгалтерского учета в Российской Федерации. Не дождавшись – стал подыскивать главбуха. Непременно «из своих». Тут-то и оказался Израиль Борисович – в нужное время и в нужном месте.
Изя свернул окно «Экселя», огляделся по сторонам и полез на…
Героем-любовником Изя не был никогда. Да и внешность его была слишком далека от идеалов насаждавшегося теперь «мачизма». К тому же, будучи правильным «индейцем», приоритеты семьи стояли для него всегда на первом месте. Однако, как-то в вечерний час, переваливший за знаковый сорокалетний рубеж Изя, разглядывая исподтишка эффектную пациентку главврача Розенталя, задумался о том… О том, что лет уже не вернешь, и, как говорилось в одном театральном анекдоте: «…да и встает уже медленно…», а что он видел в этой жизни, кроме своей институтской зазнобы на первом курсе, да Сариного телесного праздника…
Новая власть принесла с собой и относительно новые веяния. Проезжая вечерами на своей «четверке» по Тверской, да и по Садовому, Израиль Борисович стал наблюдать «праздник плоти». Девушки поражали Изю разноцветием типажей, эффектной яркостью одежек и похотливой доступностью. Однако соитие в «Жигулях» Изя отвергал в силу сохранившегося с младых лет относительного эстетства. А снимать квартиру для сексуальных утех отцу четверых детей было не под силу. И, возможно, так и остались бы нереализованные Изины желания химерами эротических сновидений, но… но сфера услуг сексуального быта не стояла на месте. И когда поздним ноябрьским вечером Изя в очередной раз свел баланс на дочкином компьютере и ощущая отсутствие сонливости залез в сеть… он, абсолютно случайно, попал на страничку где… где, как в эмирском серале, умопомрачительные женщины всех видов и возрастов дразнили Израиля Борисовича своими горячими телами. Но главным было не это… Ключевым моментом стало красивое слово «апартаменты» и воодушевляющее словосочетание «приглашу к себе».
Карфаген пал. Сначала, той самой ночью, в голове Израиля Борисовича. А днями позже и ниже пупка. Девушка в жизни оказалась, мягко говоря, не столь эффектной, как на фотографии, столь ярко запомнившейся Изе, да и «апартаменты» представляли из себя комнату, видавшую в своей жизни, может, и пожар 1812 года… Но «прививка» была сделана. Как и положено привитому, первые дни Изю ломало и лихорадило. Было стыдно смотреть в глаза жене и детям. Пропал аппетит. Сара Львовна даже забеспокоилась о здоровье главы семейства Рахлиных… Но со временем прививка подействовала и Изя оценил все преимущества погружения в волшебство «фейских» объятий. Знакомства были не обязывающими, расставания – беспроблемными, к тому же Изя как человек женатый мог контролировать свое время и представать перед грустные очи Сары Львовны в не вызывающий подозрений час.
Были, конечно, и издержки. Во-первых, и это, пожалуй, главное, Изе приходилось платить. Эти мгновения расставания со своими кровными деньгами были для Израиля Борисовича по-настоящему трагичными. Во-вторых, Израиль Борисович открыл для себя новую гамму ощущений, не добавлявших «перчинки», вызванных присутствием резиновой мембраны на своем органе. И хотя некоторые девушки романтично называли презервативы «перчатками любви», Изя по-прежнему брезгливо величал их не иначе как «гандоны». В-третьих, девушки относились к Изе как-то механически. Он не мог избавиться от впечатления, что порыв его страстей подруга воспринимает как отчет о прибылях и убытках, а не песню сердца. Да и при всей их красоте Изя ощущал некий холодок. Но тут пытливый ум Израиля Борисовича вычислил, что эта ситуация может измениться, если он переключится на столь знакомый и любимый им типаж женщин в возрасте и в теле. С ними Изя встретил поток истинной нежности, не наигранного обожания к своей персоне и огоньки в глазах. Особенно, когда Изя расщедривался и при последующих визитах одаривал своих пассий бутылочкой недорогого вина, розочкой или шоколадкой.
Да и директор Вайсберг, при всей своей прижимистости, Израиля Борисовича, можно сказать, ценил как стоящего сотрудника. Проблем с бухучетом не возникало, а взгляд Израиля Борисовича, в котором сконцентрировалась вековая скорбь гонимого народа, действовал на налоговых инспекторш обезоруживающе. В связи с чем, Изе иногда и зарплату повышали, да и премии подкидывали.
Освоившись в среде досуговых сайтов, Израиль Борисович на одной из понравившихся анкет узрел ссылку «отчеты на sextalk.ru». Первые дни Изя читал отчеты запоем. Иногда даже за счет работы. Он ощутил себя в среде единомышленников. И ему было чем поделиться с товарищами по «прыжкам в ширину»! Когда же Изя увидел, что за наиболее удачные отчеты людям таки платят деньги!.. Надо было выбрать псевдоним. Израиль Борисович не стал долго фантазировать и остановился на своей давней дворовой кличке.
С ваянием «отчетов», слава Богу, проблем у Изи не возникало. Сочинения он писал лучше всех в школе, из писателей уважал Шолом-Алейхема, Бабеля, Ильфа и Файнзильберга, зачем-то стыдливо прикрывшегося псевдонимом «Петров», и Зощенко – частично переняв их стиль изложения, Изя скоро стал на форуме желанным завсегдатаем. Да и талантом водить пером по бумаге Боженька Изю не обделил. Думал он когда-то, что станет писателем, хотел документы в Литературный институт забросить… Папа помешал: «Ша! Изя! Ты же потц! У человека должна быть специальность, должен быть кусок хлеба… Писателем ты всегда успеешь стать…» Так и освоил Изя поэзию цифр и прозу статистических сводок. И вот теперь, пусть и на форуме, Израиль Борисович изливал все фразеологизмы, что накопились за эти годы в душе.
И все бы хорошо… Все бы «цимес мит компот». Но… Как всегда – вмешалось это «но». Случилась у Израиля Борисовича мечта… Как-то, смахнув случайно дочкин журнал на пол, Изя кряхтя наклонился, взял его, перевернул… и оцепенел! С рекламной полосы на него смотрела женщина… только лицо… глаза… Это всего лишь фотография, но глаза смотрели прямо в израненное сердце Израиля. Взмах ресниц, чуть приоткрытые губы… «Натали Имбрулья использует тушь для ресниц «Ланком». «Ради таких женщин люди идут на преступления, бросают состояния к ногам… сходят с ума…» - подумал Израиль, медленно садясь на диван и потирая рукой левую половину груди. «Женщина-страсть… женщина-праздник… Праздник, который всегда с тобой…» - вспомнил Изя чей-то отзыв о полотнах любимого Ренуара. – «Всегда со мной… ой-Вэй… я бы такого не пережил…»
Месяц Изя прочесывал сайты с непристойными предложениями. Женщины были красивы и вызывающе аппетитны и манящи. Но все не то, не то… Изя понял, что без «помощи клуба» эту проблему он не разрешит. Соплеменники оперативно направили Израиля Борисовича в лоно профильной «доски», посвященной «пикапу», где в лице его виртуальных друзей на Израиля и снизошло откровение о возможном месте обитания его мечты, исполосовавшей своими ресницами Изину изношенную сердечную мышцу.
Неделю спустя, когда утренние московские улицы были усеяны опавшими листьями, Изя, просматривавший анкеты на «флирте», потянулся за валидолом… Она… Ой, Господи… Это – она… Изя закатил глаза вверх. «Нет, ну положа руку на сердце, не совсем как она, но… но… как похожа… королева… Царица! Нет, принцесса! Двадцать лет… мужчину в возрасте от… надежного… зрелого… обеспеченного… без материальных… Да какие к чертям материальные проблемы!!»
Изя открыл окошко для отправки сообщения. Он переписывал письмо раз двадцать. Применил весь свой нерастраченный литературный талант, словесные изыски и нетривиальные обороты… Описывая себя он вспомнил, что его двоюродный племянник имеет свою бензозаправку в Нью-Джерси. Сам Изя – экономист, бухгалтер… Сарин дядя служит химиком-технологом на Московском НПЗ в Капотне… Сопоставив эти три момента он почесал наметившуюся лысину и написал, что работает финансовым директором одной из крупнейших нефтяных компаний. Отправил, в глубине души не надеясь на ответ. Ах, если бы… Если бы только… Он бы сутками отбивал полупоклоны у Стены Плача…
Ответ пришел на следующий день. Девушка хотела познакомиться с «Эдуардом» (как нарек себя Израиль Борисович на сайте знакомств), тем более, что Эдуард – одно из самых сексуальных имен. Изя воздел глаза, бессвязно попытался прошептать «спасибо» и опять потянулся за валидолом…
- Израиль Борисович… Израиль Борисович! Изя!!
- А… - Изя вздрогнул, его воспоминания бесследно растаяли.
- Возвращайся в сегодняшний день, созерцатель… - у стола стоял Вайсберг. – Баланс готов?
- Да, разумеется… - Изя щелкнул по окошку, открывая «Эксель», скрывший своей графической решеткой форумскую страничку с очередным отчетом.
- Справки по налогам все?
Изя кивнул. Вайсберг сложил руки на груди, скривил улыбку:
- Израиль Борисович, если у нас все налоги платятся аккуратно и в срок, отчетность сдаем как положено… Может тебе в налоговой инспекции зарплату будут выдавать?
Израиль Борисович хмыкнул. В комнату вошел зубной техник Ефим, стянул перчатку, обсыпанную каким-то порошком, слегка задел ею пиджак Вайсберга.
- Осторожней, Фима…
- Извини, Сан Георгич… Борисыч, угости сигареткой.
Изя подвинул Фиме плоскую клубную пачку черного «Собрания».
- Вот ты даешь прикурить, Израиль Борисыч… - Фима выгнул брови. – «Сохнут» гуманитарную помощь подбросил?
- Нет. «Лига защиты евреев».
- Ясненько… - Фима сладко затянулся дорогим дымком.
- Фима! Не кури здесь, - подала голос регистраторша Розочка.
- Ухожу, ухожу…
- Александр Георгиевич!
- Да, Израиль…
- Я сегодня на пару часов пораньше уеду.
- А что так?
- По семейным обстоятельствам…
- А-а-а… семейные обстоятельства – это святое. Ладно… - Вайсберг еще раз посмотрел на Фиму, с которым столкнулся в дверях, и демонстративно подул на рукав пиджака, смахивая невидимые пылинки, после чего растворился за дверью своего кабинета.
- Хм-м… педант, - заметил Фима.
- Ну, он же немец… - сказал Изя. Подумал и добавил: - По паспорту.
- Во-во, немец… - тихо вставила Розочка, - Гитлер бы таких немцев в Дахау первым эшелоном оформил…
Фима громко смеялся, удаляясь по коридору.
Израиль Борисович зажмурился. «Сегодня. Сегодня!! Я увижу тебя… Как же долго тянется время…» В памяти всплыли глаза, ресницы… и флакон туши.
Х Х Х Х Х
Да-а-а, АВ квартирку Ксюхе снимает… дай Боже! Панорамный вид на Москву, кожаная белая мебель, стекло, сталь, телевизор почти во всю стену… Анжелка смотрела на свое отражение в огромном бронзового отлива зеркале, встроенном в дизайнерский шкаф…и не узнавала себя. Расстегнутая белая невесомая блузка, модные брючки, туфельки, зрительно удлиняющие ножки… Фирменный браслетик на запястье, тонкий кожаный шнурок на шее, уложенные волосы, классный макияж. Стильная маленькая сумочка…
- Вот, полный порядок, - подмигнула Ксюха.
- А не очень строго? – неуверенно протянула Анжела.
- Ты что, хочешь как профурсетка с танцпола выглядеть? Он же финансовый директор! Какая компания – ТНК, Лукойл? Серьезный мужик. Тебе его не на разок подснять надо. Перспектива должна быть. Не бойся, - приобняла за плечи, чмокнула в ушко, - должен оценить. Где встречаетесь?
- Какое-то «гурме»…
- А-а-а… «Ля Гурме», на Полянке, в начале?
- Ага. Пафосное место?
- Ну… - Ксюха призадумалась на мгновение, - я бы сказала не сильно пафосное. Но достойное. Вкусно, прилично, недешево. Карта вин неплохая. Для первого раза – хорошо, чтобы не спугнуть. А так – наживку заглотнет, никуда не денется… Сама придумала?
- Не, на форуме отзыв прочитала…
- Ну, хоть чем-то он тебе пригодился. Сколько времени осталось?
- Да полчаса где-то…
- Так… за полчаса доедешь, минут на пятнадцать надо опоздать обязательно, значит через четверть часа пойдем машину ловить.
Ксюха подошла к барной стойке, кинула в стакан для виски несколько кубиков льда, щедро налила «Куантро» из квадратной бутылки коричневого стекла.
- На, вздрогни, для храбрости…
Анжелка выпила залпом. Язык мягко обожгло, дыхание чуть прервалось, но приторный апельсиновый вкус понравился.
Х Х Х Х Х
Израиль Борисович посмотрел в окно. За «Ударником» солнце садилось в сизые облака, красные габаритные огоньки машин сливались вдали и напоминали тлеющие угли в костре. За окном был припаркован черный представительский «мерседес». Брат зубного техника Фимы работал менеджером в конторе, обслуживающей всякие свадьбы и ВИПов, предоставляя им лимузины и серьезные машины. В среду не было ни свадеб, ни клиентов – по знакомству удалось договориться за полцены. Но все равно дорого, ой, дорого…
Изя чувствовал себя неуютно. Последний раз он был в ресторане… он был… да черт его знает, когда… С Сарой, на свадьбе каких-то сородичей… Зал был небольшим, но пестрел яркой расцветкой. Даже стулья были разноцветными. Хорошо, что столик заказал заблаговременно, свободных – не было. Мраморный столик был маленьким, вдвоем уместиться трудно… Место на кожаном диване, протянувшемся вдоль стены Изя решил оставить Ирине, сам присел на стул, спиной ко входу.
Ирина – девушка его мечты – запаздывала. Израиль Борисович углубился в меню. Беглое знакомство с путеводителем по «высокой кухне» привело его в состояние легкой паники: «Салат моцарелла – 17 у.е… из морепродуктов – 21… устрицы – по 19…филе французской утки… ох… 29…» В винную карту он даже боялся заглядывать. Натренированный мозг бухгалтера с легкостью суммировал цифры и выдавал неутешительный приговор. С учетом машины, считай, почти вся квартальная премия и гонорар за последнего «Е-Букера»… В голове всплыла классическая сцена, в которой Ипполит Матвеевич Воробьянинов пытался поразить Лизу широтой размаха… Только в книге это было смешно, а сейчас… сейчас неприятный холодок засел у солнечного сплетения. «Возьми себя в руки, старый потц! Это же такая женщина…» - он услышал внутренний голос. Закрыл глаза, вспомнил густые черные кудри, игривый взгляд широко распахнутых глаз, лукавую улыбку… «Боже ж мой, она даже чем-то похожа на Анжелочку… но… нет… Анжелочка мила, но Ира, Ира…» Стало легче. Но сердце бешено забилось, желчный пузырь снова недовольно заныл.
Заверещал телефон. Изя взглянул на светящиеся цифры – это был номер Ирины. Глубоко вздохнул, отпил минералки и, стараясь придать голосу солидной басовитости, нажал кнопку, томно выдохнул:
- Слушаю Вас, Ирина…
- Алло, Эдуард? – ее голос звенел веселыми колокольчиками. Сердце Изи зашлось. – Я уже подъехала. Вы внутри?
- Да-а…
- Вы знаете, а я не могу вход в ресторан найти…
- Ирочка, кхм, заходите за стеклянные двери, за ними холл и вход в ресторан. Скажите, что Вы ко мне – Вас проводят.
- Хи-хи…
- Что?
- Ой, Эдуард, все-таки Ваш голос… он так похож на моего папу…
- Что ж, я надеюсь инцеста мы все же не допустим… - Изя попытался сострить.
Анжела опять хихикнула. «Странно, - Изя поймал себя на мысли, - а ведь ее голос тоже так похож на Анжелочкин…»
Х Х Х Х Х
Приглушенный свет ночников бросал красноватые блики на лакированную спинку широкой ореховой кровати, томно падал на обнаженное божественное тело Ирины, сладко вздрагивающее под торопливыми и жадными поцелуями Израиля Борисовича. Его дрожащие пальцы скользили по молодой шелковистой загоревшей коже. Ее глубокое, прерывистое дыхание и тихие стоны лились в Изины уши, возбуждая сильнее любого известного Израилю Борисовичу стимулятора. Он едва успел приникнуть пересохшими от волнения губами к ее бутону и поймать языком чуть терпкий вкус, как по ее телу прокатилась судорога, раскрытые бедра мелко задрожали под его ласками, спина выгнулась, тонкие длинные пальцы сжали его волосы…
- Эд, я хочу тебя… - прохрипела Ирина, ее низковатый голос перешел в протяжный стон. – Я хочу тебя… Войди в меня… Войди в меня сейчас… Боже… Сейчас… - она нетерпеливо потянула его голову вверх, к своему лицу.
Израиль Борисович оторвался от ее сочных губ, завис над Ириной, уперевшись ладонями в пружинистый матрас, неловко поскользнувшись на шелковой простыни пастельного оттенка налившегося соком армянского персика. Полуприкрытые глаза Ирины закатились, на длинных ресницах застыли мелкие алмазы слезинок, игравших на лучах, падавших из-под бордовых абажуров. Израиль Борисович на мгновение замер, кончики ее пальцев мягко нашли Израилев орган, чуть коснувшись французским маникюром его шаров, еле заметно направили обрезанный инструмент в лоно… Сердце Израиля зашлось в бешеной пляске. Он прикрыл глаза…Слева послышался грохот.
В долю секунды перед глазами разверзлась вспышка и на сцену, достойную описания самыми признанными мастерами эротической прозы, пал занавес действительности. Израиль снова нашел себя в ресторане. Он повернул голову на шум. Официант услужливо поднимал с пола выпавшую из девичьих рук сумку. Сама девушка стояла рядом, широко открыв глаза и приоткрыв от удивления рот… Звук в ее губах застыл… Глаза официанта светились любопытством, всем остальным своим видом он пытался выказать полную отрешенность от немой сцены. Первым оцепенение плавно отпустило Израиля Борисовича.
- Ирина, значит… - Изя тихо выдохнул.
- Папа… - по интонации Анжелы было непонятно, то ли она задает вопрос, унижая свои глаза собственным недоверием, то ли это была констатация совершенно неожиданного, но очевидного факта.
Официант услужливо и мягко вытянул руку по направлению к кожаному дивану. Анжела механически села, не сводя взгляда с Израиля Борисовича и не обращая внимания на раскрывшуюся перед ней сафьяновую папку меню. Израиль Борисович поджал губы и шумно гонял воздух раздувшимися ноздрями. Нужные слова в голову не шли. Минуты, разбавленные тихим фоном разговоров за соседними столиками, позвякиванием столовых приборов, да мерным шелестом кофе-машины за барной стойкой, тянулись мучительно. Анжела сидела бледная, как новая пациентка перед кабинетом зубного хирурга Зильбермана.
Израиль Борисович не выдержал первым и коварно зашипел, причитая:
- Анжела… Доча… Боже ж мой… Как?.. Как такое могло случиться… Ты… Почему?.. Ой, у меня сердце не выдержит… Ой… Ой, какой позор… Ой, Вэй…
Анжела тихо опустила голову. Изя продолжал:
- Господи… «Ищу спонсора»… О-о-о… - он потер пальцами виски. - Чего… Чего тебе не хватает?.. В девятнадцать-то твоих лет!.. Спонсора! О, ужас… позо-о-ор…
- Простите, Вы уже готовы сделать заказ? – рядом с Изей неслышно нарисовался официант.
- Нет! – рявкнул Изя. Гости за соседними столиками любопытно скосились на Изю. Официант сделал шаг в сторону. – А вообще, подождите… - Изя сконфузился. Официант занял исходную позицию, слегка склонился. – Принесите-ка ей это… чебуреки! – Изя вспомнил одно из наименее дорогих блюд. – Они не из свинины?
- Что Вы… - официант чуть надменно улыбнулся. – Классический рецепт! Натуральная новозеландская баранина.
- Ага… значит… ей – чебуреков… и сока какого-нибудь… А мне – водки! Стакан!
- «Русский стандарт», «Финляндия», «Грэй Гус»?
- А «Столичная» есть?
- Есть.
- «Столичной».
- К водке могу Вам порекомендовать блинчики с икрой, карпаччо из свежих боровичков…
- Не надо.
Официант, погрустнев, сориентировался в ситуации.
- Может, холодец по-домашнему?
- Ну… - Изя замялся. – Давайте холодец.
- Водка будет в графине… - тихо пропел официант, отплывая в сторону бара.
Первые две стопки Израиль Борисович опрокинул подряд, не закусывая. Морозная жидкость плавно прошла по пищеводу, упала в желудок. Через полминуты Изя почувствовал, как внутри него расцвел теплый и светлый шар, ласковые лучи от которого устремились в руки и в ноги. Мигрень стихла. Изя задумчиво посмотрел, как слеза тихо катится по запотевшему стеклу графина, налил третью, надломил вилкой дрожащую грань холодца. Холодец действительно оказался вкусным. Почти «по-домашнему». Острый хрен резко ударил в затылок, срикошетил в нос, на глаза попытались навернуться слезы. Анжела молча надрезала чебурек, тонкая струйка жирного сока ударила в белую блузку. Дочка уронила вилку, попыталась стереть капли белоснежной салфеткой… Стало только хуже. Изя влил в себя очередные полста, слегка обмяк.
- Анжелочка, а откуда все эти вещи?
- Ксюша одолжила… - шмыгнула носом Анжела.
- Я так и знал… я так и знал… - Изя дожевывал холодец. – Опять Ксюша… опять эта шмонка! – Изя взял графин, вылил из него последние капли.
Тут же материализовался официант:
- Может, еще?
- Ага. Повторите, пожалуйста. – Изя смерил официанта влажным взглядом. Как только тот удалился, Изя продолжил. – Я всегда знал, что все эти гойские компании не доведут до добра… Все! Пора прекращать этот гевалт. Я сам поеду к вашему ректору и заберу твои документы. Переведешься в «Махон Хамеш», будешь учиться с Ребеккой.
- Я не хочу туда… - протянула Анжела.
- Ничего не знаю. И ничего не хочу слышать! Видано ли дело… «Спонсора» ей, видите ли, не хватает!
Официант тихо поставил на стол подернутый инеем графинчик. Внезапно Анжела подняла свои блестящие глаза, посмотрела на отца, взяла графин, налила отцовскую стопку до краев и выпила ее залпом, зажмурилась, закашлялась…
- Анжелочка, солнышко, что ты делаешь?.. – Изя удивленно открыл рот.
Анжела шмыгнула носом, откусила чебурек, взяв его руками, раскраснелась, посмотрела Изе прямо в глаза.
- Папа! А ты любишь маму?
- Доченька… ну, конечно… ведь…
- А что ты тогда здесь делаешь?
- Я?… Я… как… ну…
- Ну? – Анжела продолжала пытливо смотреть на папу. – Баранки гну?
- Анжела… как ты разговари…
- Как хочу, так и разговариваю! – Анжела перебила отца, ее щеки разгорелись. – Что, «седина в бороду»?
- Да я…
- Да! Ты!.. «Ваш редкий практик Изя-потц»!
Израиль Борисович замер. Ужас схватил его сердце подобно тому, как зимние узоры сковывают оконное стекло морозной ночью. Анжела продолжила:
- Платной любви папе теперь мало. Ему хочется романтики!
Изя был сражен. Каков «Витя Малеев дома» известно всем, но то, что «Витя Малеев в школе» выплывет на поверхность… Этого Изя никак ожидать не мог. И не просто на поверхность… Родная дочь в курсе… Изя судорожно пытался найти подходящий вариант реабилитации. Тщетно. Анжела тем временем распалялась:
- Весь форум зачитывается… Ах ты наш «аматёр» до пухлых матюрок! Жидоказак выискался…
- А как ты попала на форум? – Изя залился краской и цветом лица стал похож на панцири королевских креветок, которых неспешно поглощали за соседним столиком.
- Ага! Значит, на форум ты лазишь! Значит, и пишешь – ты…
- Да это не я…
- Папа! «Журнал» в интернете за собой подтирай, а…
- Да не я это!
- Не ты? А кто? Мама? Ни Мойши, ни Абрама, ни Ребекки сейчас нет. А на форуме кто-то сидит каждый день. Вот они – твои подработки. Вот они – твои совещания. Вот твои походы в налоговую. И сведение балансов.
«Все пошло прахом… все пошло прахом… все накрылось тазом из чистейшей меди…» - сердце заныло. Изя молча взял дочкин стакан из-под сока, вылил туда все содержимое графина и опрокинул стакан в себя. Выдохнул. Закусить не хотелось. Анжела сидела напротив, склонив голову набок и с интересом, улыбаясь, наблюдая за папиными действиями.
- Анжелочка, золотце, я тебе сейчас все постараюсь объяснить… Видишь ли… Может быть ты поймешь… с возрастом…
- А я и так все понимаю. Прекрасно понимаю.
- Да нет, ты пока не можешь… - язык предательски начал заплетаться.
- Могу, могу… - Анжела коснулась своими пальцами отцовской кисти. – Мы, пожалуй, вот что сделаем…
Изя удивленно поднял глаза.
- Маме мы, конечно, ничего не скажем… - в глазах Анжелы прыгали веселые чертики. – Я, папа, буду жить своей жизнью. Я уже не маленькая. Как бы тебе того ни хотелось… Учиться я буду там же, где и сейчас. И общаться с теми, с кем хочу. А ты – живи своей. Люби маму. Трахай теток.
Изя от неожиданности икнул:
- Анжелочка, откуда в тебе…
- Откуда надо. А романтичную девушку тебе Ксюха подыщет.
Израиль Борисович открыл рот. Анжела продолжила:
- А сейчас, папа, ты рассчитаешься и мы поедем... Ты на чем сюда приехал?
Изя кивнул за окно на вороненый припаркованный «мерин».
- Вот и отлично. Значит сейчас мы поедем…
- Домой?
- Домой – потом. Сначала – в «Петровский пассаж», на Неглинку.
Анжела задорно подмигнула.
Х Х Х Х Х
Центр вечером, как полагается, был забит. Поток машин медленно сползал с Большого каменного моста, сворачивая к Дому Пашкова… Водитель часто вздыхал, сжимая толстый кожаный руль натруженными руками.
- Ой, бли-и-ин… Как теперь ездить-то… по Москве…а что же дальше-то будет…
На заднем сиденье сидела Анжела, перелистывая очередной свежий гламурный журнал. Из динамиков лился задорный латино-джаз. Израиль Борисович сидел рядом с водителем, молча смотрел в лобовое стекло. На такой скорости прерывистая разделительная полоса тихо закатывалась под капот автомобиля. «Белая полоса… черная полоса… белая…черная… белая…» - Израиль Борисович машинально констатировал виденное, стряхивал сигаретный пепел в приоткрытое окно и выпускал табачный дым в прохладный осенний московский воздух. «Прямо как вся моя… вся жизнь».
|
Назад
Конференция
Вперед
Списком
Листья падали.
[ #
Редактировать
Ответить
Цитата
