ПРОЛОГ.

Наступает время… Не то, чтобы часто, но бывает. Надо, надо наконец разгрести все эти авгиевы конюшни в столе. В корзину весь этот хлам, тлен времени, записки, черновики, чеки. Вот старая визитка. Невский проспект, 60. «Golden dolls», «всегда рады Вам»… На обороте наспех начертаны десять цифр. Подпись – Ира. Ира, Ира, Иринка… Чьи глаза сейчас любуются тобой? Кому даришь ты свою любовь? Чью шею ласково щекочут твои белокурые локоны, когда ты склонила голову на чье-то плечо?.. Кто тот счастливчик, который вздрагивает от твоих легких прикосновений?..

ГЛАВА I. ВЕЧЕР ТРУДНОГО ДНЯ.

Предпоследняя неделя первого года тысячелетия незаметно подбиралась к уикенду. Шеф приложил ладонью по столу.
- Все, хорош ждать у моря благоприятных метеопрогнозов. Надо ехать, Вань. Решишь все с этим деятелем на месте.
На этот раз «деятелем» выступал наш хорошо знакомый директор одного из крупнейших оборонных предприятий.
- Мурманск в декабре таинственен и мрачен.
- Тебе ли привыкать – волчара ты наш полярный! Впрочем, если по местам боевой славы не тянет, то Вадим в понедельник собирается в Питер, на Адмиралтейские верфи. Там и перехватишь.
- Пойду билеты закажу… И квартиру надо найти, утром приехать – помыться, вещи побросать.
- Да в сети посуточную аренду найдешь.
- А я?… А без меня-то как? – в кабинете нарисовывается мой коллега Леха. Его лицо несет на себя печать удивления и разочарования одновременно.
- А тебе что там делать?
- Ну… я… это…
- Викторыч! – я усмехаюсь. – У человека глубокое погружение в семейную жизнь, двое дитёв… Дай хоть развеется человек под Новый год. Да и мне веселее.
Шеф глубоко вздыхает. Незаметно подмигивает мне. Машет рукой.
- Ведите себя прилично. Чтоб мне питерские менты потом подметных писем не слали.

День, в общем-то, трудным не был. Воскресенье. Поезд в силу все еще живой идеи наркома путей сообщения товарища Кагановича отходит за минуту до полуночи. Что дает право на лишнюю толику командировочных. Мы с Лешкой договорились встретиться у вагона.

Снежинки беспорядочно вальсировали в свете вокзальных огней, падали на землю, устилая перрон белой пуховой периной. Я стоял у вагона, курил, втягивал знакомый с детства запах вьющегося синеватого угольного дымка, оттенявшего морозный воздух, и незаметно рассматривал стоящую рядом молодую привлекательную проводницу в ладной приталенной шинельке, с голубыми глазами и золотистой косой, выбивавшейся из под форменной шапочки.
- Заходите, отправляемся через 10 минут…
- Спасибо. Обязательно. Вот только подельника дождусь… Если дождусь, конечно.
Лехин телефон молчал. Я прикурил еще одну сигарету.
- Ва-а… ня-а… - сзади раздалось нетрезвое блеянье.
Я обернулся. Снег тихо падал на оживший обелиск американским солдатам, павшим во Вьетнаме, оригинал которого стоит на Арлингтонском мемориальном кладбище, недалеко от Пентагона. Леха в строгом пальто и костюме, с портфелем, стоял на широко расставленных ногах, олицетворяя стойкость морского пехотинца. На его плече, обняв Леху за шею, висел раненый боец, с трудом пытающийся стоять на подкосившихся от обильной потери крови ногах. Раненый контрастировал с Лехой не особо чистыми джинсами, грубым свитером, фирменной, но уже изрядно потертой пуховкой. Завершала ансамбль почти допитая большая бутылка «Ричарда» Хеннесси, которую тот крепко сжимал, как американский воин – последнюю гранату в окружении целящихся в него из советских автоматов «гуков».
- Леха приехал нас с тобой провожать, - вздохнул мой коллега Леха и покосился на своего тезку.

Тезка часто захаживал к нам на работу с достаточно дельными проектами. Работал он ассистентом одного продвинутого олигарха, курировал финансы, был, в принципе, весьма серьезным человеком. Серьезность которого улетучивалась пропорционально принятому на грудь. Пить ему было, не сказать, чтобы нельзя… Но – не нужно. Манеры улетучивались моментально, правила этикета забывались напрочь и Леха становился абсолютно естественным и свободным, не отягощенным никакими комплексами и заморочками, в результате чего и получил кличку «Свино», с ударением на последнем слоге.

Впрочем, Свино я помнил еще по студенческим годам. Прославился он после экзамена по философии. Принимал его заведующий кафедрой – умудренный жизненным и профессиональным опытом ученый, с благородными сединами. Человек весьма известный в профильных кругах, водивший личную дружбу с мировыми философскими светилами. Ну, вот с Гербертом Маркузе, например. Пока тот еще был жив.

Маркузе же Лехе и достался. Что-то там про проблематику историчности. Начал Леха бодро:
- Один из основоположников немецкой экзистенциальной философии, МАркузе…
- Как как, простите, его зовут?
Леха несколько сконфузился. Из двух оставшихся вариантов ударения надо было выбрать один.
- МаркузЕ… - неуверенно произнес Свино.
Профессор вздохнул, мягко улыбнулся.
- Алексей, да Вы не мучайтесь. Называйте его просто – Василий!

Проводница нервничала.
- Так, Леш, шныром в вагон – сейчас уже тронемся.
- А я вас не отпущу! – промычал Свино. – Я с вами поеду…
У нас вытянулись лица.
- У тебя билета нет, голубь! – я смотрел на то, как Свино, потеряв поддержку, пытается балансировать на пляшущем перроне.
- Ну-у… с билетом мы сейчас все уладим! – подмигнула мне проводница Марина.
- А что, места есть?
- Найдем! – уверенно парировала хозяйка вагона.

Мы протискивались по узкому вагонному коридору. В одном из незакрытых купе засветилась знакомая шляпа «неистового гасконца». Михаил Сергеич испуганно посмотрел на Свино.
- Гы… «Пора – пора – пора-а-адуемся…» - Свино попытался исполнить знакомый хит на весь вагон, но получил от меня хлопок промеж лопаток, затих и ввалился в наше купе.
Я, извиняясь, кивнул Боярскому. Тот вяло улыбнулся в ответ и захлопнул дверь. От греха.

Набрав крейсерскую скорость поезд резал ночной воздух, неся нас в колыбель революции. Свино потихоньку приходил в себя. В проеме мелькнула Марина.
- Аааа… ээээ… оооо… - Свино выдал арию и призывно замахал ей руками.
- Да… - с улыбкой отозвалась проводница.
- Аааа…эээ-то… ресторан работает?
- Да. Но там кухня уже закрыта… может вам в купе что-нибудь принести?
Есть не хотелось совсем. Марина принесла меню.
- Так-с, - повеселевший Свино углубился в машинописные листочки. – Ага! Ноль семи «Реми» ВСОП, икры, хлеба, масла… ну…и… осетрины там… семги, еще какого-нибудь говна… культурно!
- У тебя деньги-то с собой есть? – хмыкнул Леха.
- Не… знаю… - икнул Свино, сложил брови домиком и его морда стала похожей на лицо невинно обиженного наивного ребенка. – Я чего-то с собой брал, вас проводить…
Свино полез по куртке, вытряхнул наизнанку карманы джинсов. На постель вывалился расстегнутый бумажник. Расстегнутый потому, что сложиться пополам он не мог из-за толстенной пачки купюр разных валют и увесистой котлеты российских тысячных.
- Ну чё… достойные проводы! – резюмировал Леха.
- Видимо, поездка удастся. – Я подмигнул Лехе.

На часах начинался третий час ночи. Свино, намазывая ложкой остатки осетровых яиц на листы семги, был в полувменяемом состоянии. Коньяк, слава Богу, кончился. Глаза слипались.
- Я в разведку, за горючим! Кто со мной? – Свино кряхтя слез с полки.
- Иди уж сам… разведчик херов…
Его шаги скрылись за дверью купе.

Мы честно прождали его еще полчаса. Потом упали замертво. Я плохо сплю в поездах. Но не в этот раз…

ГЛАВА II. ПИТЕРСКИЙ РЕЙД.

Сон алкоголика крепок, но не долог. В начале седьмого утра я проснулся, умывшись вышел покурить в тамбур. Сквозь тьму северного раннего зимнего утра, под перестук колес, за окном плыли редкие огни полустанков, переездов, промзон… Я вспоминал, как также курил, будучи дневальным в тамбуре вагона, уносившего беззаботных московских юнцов на Кольский полуостров в армию. В неизвестность… Те же огни, такие же сугробы, проносящиеся за замерзшим окном, тот же иней на вагонной двери…
- Ты знаешь, а ваш третий-то… спать в купе не приходил? Куда делся? – в тамбуре появилась Марина.
- Даже не знаю… Мы его не дождались…
- Ох… - выдохнула она. – Как бы с ним не случилось чего… Да, ты представляешь, в каждом из тамбуров соседних вагонов кто-то по целой бутылке французского коньяка разбил… Вот, не повезло кому-то…
Кому-то… Я вздохнул с облегчением и улыбнулся про себя. Свино – в поезде.

Марина принесла нам с Лехой полагающийся завтрак и кофе. Есть мы не могли, а вот кофейку – это очень кстати. Дверь купе шумно отъехала, прогромыхав старыми подшипниками. На пороге стоял помятый Свино, с недовольным опухшим лицом под цвет своего зеленого свитера.
- Доброе утро, - он мрачно пробурчал. – Как спалось?
- Не помним. А ты?
- Да-а… нормально.
- Ой! Живой, слава Богу… - заглянула Маринка. – Ребят, а вы назад когда?
- Да сегодня и поедем…
- И билеты взяли?
- Не-а… а что – сейчас проблемы с билетами? Не сезон, вроде…
- Нет проблем. Только зачем их покупать? Я сегодня как раз назад еду – вы ко мне прямо подходите. И мне поможете, и вам – экономия…

Когда я еще будучи в Москве договаривался о квартире, мне предложили продвинутую услугу «трансфера» с вокзала. «Трансфер» встречал нас на перроне и представлял из себя тщедушного худенького паренька в очках, весьма похожего на молодого Эдичку «Лимонова» Савенко, утянутого в дешевую кожаную косуху, огромные черные штаны, на подобии танкистского комбинезона, и армейские ботинки. Вокруг шеи в несколько колец был замотан мохеровый шарф.
- Вас же двое должно…
- А что, втроем не влезем?
- Попробуем.

Наша компания, ведомая «трансфером», шагнула на площадь Московского вокзала. Возле нас немедленно нарисовался патруль. «Трансфер» сразу растворился. Свино шатался на пронизывающем ветру, скрашивая его ароматным перегаром.
- Доброе утро, патрульно-постовая служба, лейтенант такой-то… Будьте любезны ваши документы…
- Сразу чувствуется – культурная столица страны! – съязвил Леха.
- Гостеприимно, однако… - заметил я, и мы с Лехой протянули наши удостоверения.
Лейтенант прищурился, прочитал, выгнул брови, взял под козырек.
- Извините, добро пожаловать.
- Спасибо, лейтенант. А извиняться ни к чему. Служба.
Патрульные отошли, «трансфер» материализовался из воздуха.
- Вот интересно, Лех. Вроде мы с тобой прилично одеты. А документы проверяют. А у этого, - я кивнул в сторону Свино, - даже паспорта не спросили.
- Да ты на него посмотри, - засмеялся Леха. – Он сразу за своего сошел. Утро понедельника.
Мы с трудом запихнули себя в старый обшарпанный «москвич». Мне подумалось, что квартира, в которую нас привезут, вряд ли выставлялась на конкурс интерьеров журнала «Идеи для вашего дома».

Машина тормознула у старого обветшавшего дома в районе Арсенальной набережной. Мы поднялись в квартиру… Хата, выражаясь форумским сленгом, была в убитом состоянии, с въевшимся в стены затхлым старушечьим запахом. Свино скривил мину:
- Мммда-а… Сен Жан Кап Ферра. Ницца. Лазурный берег. Поздний арт-деко.
«Трансфер» напрягся, услышав незнакомые слова.
- Ладно, ловить нечего. Дислоцируемся здесь. – отрезал я.
- А можно я ваши данные запишу? – робко вставил «трансфер».
- Ну, запиши… - я протянул ему сафьяновую вишневую книжку.
- Ой… - присел «трансфер» прочитав обложку.
- Записывать будешь?
- Не… - замялся он. – Ну… Ладно, я вам верю…
- Ну и молодец, - сказал я, забирая «ксиву» назад и запихивая «Лимонову» зеленую двадцатку в карман косухи.
- Если вам поесть, то тут кафе хорошее рядом… - промямлил «трансфер».
- Иди, иди… разберемся.

Парнишка уехал.
- Сейчас помоемся и позавтракать надо бы… - Свино открыл кран в ванной. Тот недовольно хрюкнул и зашипел как готовая к броску кобра.
Горячей воды не было. Я поискал глазами колонку. Тщетно.
- Вот сучонок! – в сердцах бросил Леха.
- Чайник хоть есть?
- Есть вроде… Сейчас нагреем.

Спустя час мы вышли в хмурое утро начала недели. Под ногами разъезжалась каша неубранного снега, обнажая ледяные торосы.
- Да мать им ёб! – Леха поскользнулся на своих фирменных штиблетах, сшитых из кожи убиенного кенгуру в стране, не знающей проблем ни с жилкомхозом, ни с наледью на тротуарах. – У них тут мэр есть вообще?
- У них тут губернатор… - я вытянул руку. Такси остановилось сразу.
Мы ехали на Невский. Таксист попался веселый и разговорчивый. Он смерил всех нас опытным взглядом.
- Ребят, может для начала в «Европу»?
- Зачем?
- Там магазины хорошие – у них сегодня первый день рождественских распродаж… Гуччи там, Труссарди, Прада…
- Да с чего бы нам…
- Да ладно, ребят, я же все вижу.
- Это что же ты видишь? – я с интересом посмотрел на шофера.
- Ну… вы двое, видные пацаны… кореша своего с кичи достали… - мигнул в сторону пялившегося в окно Свино. – Теперь приодеть его надо…
- Почему с кичи?
- Так, мужики, вы ж у Крестов меня поймали! Какие еще варианты могут быть!
Я засмеялся. Посмотрел на Свино в зеркало.
- Так пока походит. Чтобы думал в следующий раз…

Гулять по Невскому в такую погоду утомительно. Кое-как пройдя несколько сот метров, мы увидели небольшой ресторанчик. Назывался он, кажется, «Маша и медведь». Или «медведи»… Внутри, несмотря на ранний час буднего дня, вкусно пахло, было тепло и уютно. Официантки в расшитых алых сарафанах были подобраны под русский народный типаж. Мы с Лехой взяли бутылку приличного красного сухого и по порции истомленных в сметане грибков. Из Свино тем временем посыпался олигархический мох. «Абсолют», две порции блинов с зернистой, еще икра отдельно, балык, «хошный» Курвуазье для полировки. Мы медленно потягивали вино, ощущая, как жизнь медленно возвращается в наши утомленные ночными излишествами тела, и смотрели, как Свино, отбросив любые условности, смачно чавкая и сопя, уплетал руками блины с икрой, покрывая их толстой шапкой сметаны, растекавшейся по уголкам его лоснящихся губ. Народу в ресторане не было. Я увидел, как официантки украдкой сердобольно посматривают на Свино, смакующего коньяк и жадно закусывающего балыком. Когда наше «дитя Поволжья» удалилось «приобнять своего старого друга» одна из них подошла к нам и тихо вздохнула, меняя пепельницу:
- Бедняга, изголодался как… - смерила нас взглядом. – Ну да… из зоны, наверное… А в тюрьме-то какие харчи… у меня жених уже второй месяц в Крестах… передачи ношу… Господа, а вы адвокаты, наверное?
- Ну, как сказать, Света, – я прочитал ее имя на значке. – В любом случае, здесь не наша юрисдикция…
В ту зиму тема Крестов для Питера была, очевидно, весьма актуальной. Видимо местные «органы надлежащей компетенции» лютовали.

Я набирал номер нашего оборонно-промышленного корифея. Телефон молчал. Возвращаться в квартиру не хотелось. Поднялся ветер… Мы шли гуськом, мелко семеня по льду, подгоняемые ветром, склонив головы, напоминая блокадников, идущих на Неву за водой. Вышли на какую-то набережную, наткнулись на стеклянные двери со стилизованными пагодами по бокам.
- Ресторан «Киото», - прочитал Леха почти по слогам, уворачиваясь от назойливых снежинок. – Пошли.
- Опять жрать?
- Хоть чаю попьем… а то дубак, блин…
Двери нам распахнул юноша в самурайских одеждах и поклонившись произнес заученное:
- Коничива…
- Охаё годзай массь-та! – ответил я ему на чистом токийском.
- Чё… - изумленно выгнул брови самурай.
- Меч через плечо! – ухмыльнулся Свино. – Здравствуй, дорогой! Лавочка открыта что ль?
Мы прошли в совершенно пустой зал. Ребята за стойкой колдовали над роллами. Тихо журчал искусственный ручей, столики стояли за перегородками из рисовой бумаги… Все столы были свободны. Лишь на одном из них стояла табличка «Зарезервировано». Увидев ее, Свино указал на него пальцем.
- Будем сидеть здесь! – отрезал он. Думаю, что основатель города, произнеся триста лет назад: «Отсель грозить мы будем шведам!» - указывал своим величественным перстом менее значимо и грозно.
- Вы знаете, - робко вставила менеджер зала, - у нас в городе Масляков с КВНом, он всегда приходит в наш ресторан и сидит только за этим столиком… Это его любимый…
Я хотел было сказать, что проблем никаких нет, мы сядем за соседний… Свино посмотрел на менеджера взглядом римского императора, глядящего на обреченных христиан, жмущихся друг к другу в центре арены Колизея под львиный рокот. Менеджер с покорностью приговоренной к смерти за веру, опустив глаза, сняла табличку.

Через пару часов зеленый чай уже плескался у меня где-то рядом с гортанью. Наконец-то наш капитан первого ранга вышел на связь.
- Я в гостинице Адмиралтейских верфей, это на проспекте Лермонтова, а вы где сейчас?
- Мы?.. – я поманил официантку пальцем. – Надя, а где мы?
- В ресторане…
- Ясно. А ресторан где?
- Набережная Фонтанки, 77…
- Надя… - я глупо улыбнулся, - детали ни к чему. Город какой?
Шутку Надя приняла.
- Петербург…
Мы рассчитались за выпитый добрый тазик чая, поймали бомбилу и достаточно оперативно добрались до искомой гостиницы.

Каперанг встретил нас в фойе, сверкая золотыми нашивками парадной морской формы. Китель ему чертовски шел… В штатском встречались не раз. А тут – прямо преобразился – выправка, подтянутость, подчеркнутая лаконичная строгость. Да и орденских планок хватает. Только глаза смеются. Он оглядел Свино, еле заметно улыбнулся. Поднялись в простой аскетичный номер.
- Так что делать будем? – спросил капитан, присев на край кровати.
- Ну-у… в общем… как бы… - Леха начал слишком издалека.
- Как бы делать будем следующим образом… - мне пришлось перехватить инициативу на себя.

С делами разобрались быстро.
- Мужики, пошли обедать, я еще не ел… - капитан весело хлопнул меня по плечу. – Тут столовая хорошая.
- Товарищ каперанг… пойдем-ка мы все, пожалуй, на улицу и найдем какую-нибудь очень хорошую столовую в радиусе поражения торпедной установки… - я подмигнул ему.
Капитан широко улыбнулся. Мы подняли перископ и «в радиусе поражения» разведали весьма неплохой охотничий ресторан. У входа стояли два брабусовских «геленда». Капитан слегка смутился:
- Может… еще чего поищем?
- Нет, товарищ командир! Носовые – к бою! – я толкнул тяжелую дверь.
Стилизованный уютный зал, охотничьи трофеи. Тяжелые дубовые столы. К отсутствию посетителей мы уже успели привыкнуть. Лишь два товарища серьезного вида что-то увлеченно, но тихо обсуждали между собой.

Подали меню. Капитан пробежал его глазами, взглянул на меня. В его глазах явно читались ноты неуверенности… Вадим был москвичом, родился и вырос в интеллигентной семье, но с детства грезил морем. Все-таки в наше время хорошее воспитание, помноженное на честь морского офицера, иногда больше мешает, нежели помогает.
- Вадим, мы на пороге католического Рождества… Уж позволь мне как крещеному католику в этот день не напрягать твое денежное довольствие.
Каперанг слабо улыбнулся, гладко выбритые щеки чуть подернулись розовым.

Через пару минут наш стол преобразился. Обилие закусок, маринованные и соленые грибочки, пельмени с медвежатиной, скрещенные шпаги шашлыков… Свино тем временем пытал официантку.
- Вот это как? – он приложил бутылку «Петра Великого» к ее запястью. – Это холодная водка? А морозилки у вас на кухне наверное нет? Давай-ка поскорее загружай эту емкость туда. И к ней еще парочку таких же.

Вадим «оттаял» быстро. У нас вообще все легло на «старые дрожжи». Часа через три, поразив официантку широтой размаха в виде слишком хороших чаевых, мы проводили Вадима до его номера. Его собственная система навигации серьезно сбоила. Хотя наша команда не подкачала, взяв на себя обязанности лоцманов и буксиров. Крейсер успешно вернулся в родную гавань.

Мы вышли на улицу. Мороза уже не чувствовалось. В голове ощущалась характерная пустота, в ногах – небывалая легкость. Я поймал тачку, загрузились веселой гурьбой…
- Все, я еду в квартиру. До поезда надо отойти…
- Ваня, Ваня! Ты чего? Какая квартира на хер? – на заднем сиденье дружно пел хор. – В стриптиз! В стриптиз!!
- В жопу стриптиз!.. – язык еще не заплетался. – Я еду домой…
- Стрип-тиз! Стрип-тиз! Стрип-тиз! – скандировало заднее сиденье.
«Шай-бу! Шай-бу!» – отдавалось у меня в голове. За окном проплыла «Аврора».
- Езжайте куда хотите! Я буду в квартире. У вагона встретимся.

Мы доехали до нашего временного пристанища, поднялись на этаж. Я повернул ключ и открыл дверь… В лицо ударили мощные клубы пара. Потолок был усеян крупными каплями воды, со стен уныло свисали отклеившиеся обои… В ванной из крана в полную мощь хлестал кипяток, превращая квартиру в настоящий турецкий хамам.
- Бля-а-а!! – заорал я. – Какая с-с-с-у-у-у-у-к-а не закрыла утром кран?!!
Свино с интересом разглядывал стены. Мы закрыли воду, открыли форточки.
- Вань… согласись. Теперь у тебя выбора нет. Поехали… - Леха приобнял меня за плечи. – Ключи кинем в почтовый ящик.
Снова вышли на улицу с протянутой рукой. Рядом чуть проскользив по снежной каше тормознула старая «Субару».

ГЛАВА III. С ЭЛЕМЕНТАМИ СТРИПТИЗА.

- Командир, а стриптиз какой-нибудь приличный знаешь?
- Сейчас сделаем.
Мы притормозили у какого-то клуба в районе Невского. Толи «Сан-Франциско», толи «Лас Вегас», сейчас уже точно не помню. Водителя предусмотрительно попросили подождать. Заглянули в зал. Музыка, прожектора, хороший хай-тековский стиль… «Языки» были пусты, голые шесты призывно блестели в световых переливах.
- Оппа… А девчонки где? – Свино развел руками.
- Господа, сегодня понедельник, программы не будет… - извиняющимся тоном промолвил менеджер.
- И как теперь?
- Поесть, выпить – наздоровье, господа… Но без программы.
- Не-е-е… - Леха пел в унисон со Свином. – Так мы не договаривались.
- Господа, сегодня вы вряд ли что-то найдете… Хотя… если только в «Голден доллз»… - неуверенно хмыкнул менеджер.
- Это где?
- Да тут, недалеко.
Мы запрыгнули в «японца».
- «Голден доллз» знаешь где?
- Конечно! Это просто супер место… Только…
- Только – что?
- Очень дорогое. – резюмировал наш проводник, смерив взглядом Свино через зеркало заднего вида. – Дресс-код там, фейс-контроли всякие.
Свино почесал небритую щеку.
- Вези.

Вывеска в мягком свете, тяжелая дверь с латунной ручкой. Мы поднялись по лестнице. По случаю надвигающегося новогоднего отрыва весь персонал был приодет в красные балдахоны с меховой оторочкой и шапочки Санта-Клауса. Нас с Лехой встретили радушно. На Свино охрана смотрела недоверчиво. Свино же сморозил выражение лица потомственного патриция и как бы не замечал охранников. Я подошел к охраннику:
- Мальчик – с нами. В таком виде пускаете?
- С вами – пустим.

Мы купили билеты, прошли в зал. Занятым был единственный столик, за которым сидели три китайца и жадно разглядывали девчонок у шестов. Красок и яиц, упомянутых в известном хите о приезде тети Хаи, у них не наблюдалось. Все остальные места были пусты. Хостесс моментально оценила, что помимо охранников в этом зале в костюмах присутствовали лишь я и Леха, и сразу посадила нас на бархатные диваны в VIP-ложе. Я закурил, осмотрелся… Да-а-а… все девушки были как на подбор. Стройны, аппетитны, манящи, пластичны. Попытавшись выбрать кого-нибудь, дабы зацепиться взглядом, я вверг себя в состояние буриданова осла. Муки выбора были прерваны тем, что к каждому из нас подсадили сразу по две богини. Мне достались симпатичные голубоглазая блондинка и смуглая точеная брюнетка с африканскими косичками. Я старался непринужденно улыбаться, скрывая какое количество крови присутствует в спирте, текшем в моих жилах. И то, что в стриптизе я был впервые. Леха заигрывал со своими спутницами. Свино ощутил себя в знакомой атмосфере, по барски развалился на диване и небрежно подвинул меню стриптизершам. Опыт, почерпнутый в СМИ, говорил мне о том, что при таком раскладе опытные девчонки сейчас начнут с пары бутылок винтажного «Боланже», которое в бондовской транскрипции звучало как «Болинджер», и хорошего ведерка белужьей икорки. Однако я ошибся. Толи опыта у них было маловато, а может подруги решили не гнать с места в галоп, но они ограничились небольшой коробкой конфет, кофе и сухим мартини.

Зал постепенно заполнялся. Я расслабился, галстук переместился в карман пиджака, тонкие девичьи пальцы мягко расстегнули рубашку на одну пуговицу ниже, чем диктовали приличия. Свино смерил меня взглядом, осклабился:
- Ну! Хью Грант блин…
Мои партнерши все продолжали настаивать на нашем визите в приват. Легенда о том, что для старшего мастера судоремонтного завода визит в укромное место в компании двух столь очаровательных подруг нанесет фатальную брешь в семейном бюджете, провалилась. Я сдался, распахнув бумажник.

В привате царил мрак. Лишь шест за стеклом блистал всполохами приглушенного красного. На его фоне вокруг меня извивались два стройных божественных силуэта, давая моей фантазии возможность дорисовать в воображении чувственную картину лесбийской любви. Изредка их губы скользили вдоль моих и тела мягко уворачивались от моих алчущих рук… Заказанная музыка действительно оказалась долгой. Выходя, я почувствовал, как мое тело терзает пытка недосказанности.
- А вот если нам продолжить? Наедине…
- Это можно. Но тогда нас на сегодня нужно уволить…
- И кто тут кадровик?
- Администратор…
- И почем ваши «правила внутреннего трудового распорядка» ценят прогул?
- Шестьсот…
На дворе стоял 2001 год… Я чудом не поперхнулся коньяком.
- А за обеих?
- Тысяча…
Я вовремя вспомнил, что в полночь на перроне у нас «свидание» с проводницей Мариной.
- Жаль… нам уезжать через час с небольшим. В другой раз… когда приеду.
- Приезжай обязательно. Мы будем тебя ждать. Ты такой горячий…
Девчонки плавно переместились к шестам. «На хер, на хер!» - кричали пьяные пионеры…» - пронеслось в моей голове.

Свино потягивал коньяк, утомленно беседовал с новыми девушками, присаживавшимися рядом, вялым взмахом руки отправлял их дальше, встречал другую… «Обработка» Лехи шла полным ходом.
- Вань, как там в привате?
- Потрясающе.
- Да?
- Сходи. Узнаешь…
- А чего будет?
- А все будет.
Леха рывком стянул с себя пиджак и смешался с публикой, увлекаемый своими нежданными подругами. Я еще пригубил. У шеста рядом с моим диваном появилась миниатюрная девушка с достойной фигуркой. Она была одета, но двигалась очень возбуждающе… Раздеваться она не стала, лишь медленно задрала обтягивающую упругую попку мини-юбку… Я с интересом наблюдал.
- Она не танцовщица. Она приходит сюда достаточно часто со своим мужем – итальянцем и танцует специально для него.
Рядом с шестом действительно стоял представительный седой мужик с благородным лицом Омара Шарифа и фигурой профессионального бойца сумо. На его фоне супруга смотрелась просто Дюймовочкой.
- Она тебе нравится?..
Я повернул голову. Рядом со мной сидела молодая женщина. Красивая? Желанная? Потрясающая?.. Мне показалось, что за несколько секунд, пока мы смотрели друг другу в глаза, я полностью протрезвел. Серо-голубые, чуть насмешливые глаза, обрамленные густыми ресницами. Идеальные ноги, спортивное подтянутое тело. Белая газовая накидка чуть касалась вздернутых небольших грудей, своей формой напоминавшей бокалы для шампанского, вьющиеся, кажущиеся мокрыми, светлые волосы.
- Теперь уже нет…
- Я заметила тебя сразу.
- Ужели я столь нетипичен?
- Глаза… Взгляд… Ты не такой как все. Кто ты?
- Ваня. Просто Ваня.
- Ирина…
- Ты тоже не такая, как все.
Лицом она чем-то напомнила мне баронессу Катерину фон Гечмен-Вальдек. Но сколько я ни встречал Катерину, чувствовал, что, несмотря на приобретенную приставку «фон» в новой фамилии, манеры и внешний лоск, она так и осталась Катей Урманчеевой. А Ирина… в ней не чувствовалась порода. Она сама была ею.
- Давай я закажу тебе что-нибудь…
- Спасибо. Я не хочу…
- Ты единственная девушка здесь, которую я хочу украсть.
- Красть не надо. Я выходная завтра. Хочешь, встретимся…
- У меня поезд в двенадцать.
- Жаль… Ты часто бываешь в Питере?
- Не то, чтобы…
- Позвони, когда приедешь в следующий раз. Я сейчас дам мой телефон, только не записывай сразу… постарайся запомнить.
Она медленно прошептала мне десять цифр. Прошептала еще раз… Ее дыхание щекотало мочку уха, губы чуть касались виска. По моему телу прокатилась волна. Вставая, она пробежала кончиками пальцев по моей кисти. Я не мог дышать. Ирина вышла к шесту. Я незаметно записал ее номер на визитке клуба.

Я закрываю глаза. Я все еще помню ее танец в ультрафиолетовом отсвете…

Вернулся Леха. С достаточно дурацким выражением лица.
- Живой? – Свино дожевывал шоколад.
- Нормально… - неопределенно хмыкнул Леха.
- Зато впечатления останутся. – усмехнулся я. – Полные штаны.

Ветер стих. Легкий снег вился в потоках воздуха, подлетал к трубам вагона и таял в сизых облачках теплого воздуха. Леха со Свином трепался с Маринкой. Я дышал морозным воздухом. Достал сигарету. К вагону подошел известный бард, «сводный брат» легендарного Сэмэна, с которым, как пелось «папа был один». Я удивился – на сцене Розенбаум производил впечатление весьма крупного мужика. А в жизни – невысокий…
- Добрый вечер, Александр Яковлевич! – поздоровалась Марина. – Ребята, заходите, отправляемся через пять минут.
Я склонил голову набок, отстрелил щелчком окурок. Один из фонарей на перроне моргал желтоватым газовым пятном.
- Леха, оставишь мои вещи в офисе.
- Ты чего?
- Я не еду. Прилечу завтра.
У Маринки вытянулось лицо, от удивления приоткрылся рот.
- Ваня, ты с катушек съехал? – Леха таращил на меня глаза.
- Во парня торкнуло! – гаркнул Свино.
Лишь Розенбаум спрятал улыбку в пушистых усах. Может, он все почувствовал.

Сцепка лязгнула заиндевевшим чугуном. Красные огоньки последнего вагона медленно растворились в зимней ночной мгле.

ГЛАВА IV. КОТОРОЙ МОГЛО И НЕ БЫТЬ.

Уже почти сутки без сна. Я слегка взбодрился двойным эспрессо в маленькой кофейне на Невском. Прикуривал одну за другой. Ночь. Один в городе. Не сильно знакомом. Но и не чужом. Я хотел ее видеть. Вышел на улицу, поднял воротник. Случайные прохожие навстречу. Редкие машины пролетают по опустевшему проспекту.

Я толкнул знакомую дверь, взбежал по лестнице. Те же лица, такие же доброжелательные, но уставшие улыбки. Сколько там у них вход-то стоит?.. Я протянул купюру в окошко кассы. Мое запястье перехватил мощный кулак с красивым перстнем. Поднял недоуменные глаза… Та же короткая стрижка, расплющенный боксерский нос, высокая атлетическая фигура под два метра, схваченная тонкой благородной шерстью. Те же бесцветные глаза. Смеющиеся глаза.
- Ну здорово, инспектор.
- Лом?!
- Я тебя еще вечером приметил. Думал ты – не ты… Вроде похож. А сейчас смотрю – вариантов нет. Не надо, Лен, - наклонился к кассирше, - это ко мне.
Лом… Сержант Зорин. Зима 86-го, затерянный в заснеженных сопках поселок Сальмиярви. Учебка. Первые уроки «рукопашки». Первая кровь. И приклеившаяся ко мне кличка «инспектор», по последней должности перед призывом, указанной в личном деле. Мы обнялись.
- Понравилось? Вернулся, смотрю…
- Да. Есть на кого посмотреть… А ты тут оттягиваешься?
- Ну, как… «оттягиваешься» - это достаточно громко. Сегодня – здесь. Опрокинем?
- Честно говоря, за последние сутки опрокинул уже смертельную дозу. Но за встречу – святое. Сколько же не виделись?
- Пятнадцать. Вполне достойный срок. По уважаемой статье.
Присели за стол. Распечатали маленькую «Абсолюта».
- Вань, на меня не смотри, наливай себе полную.
- За рулем что ль?
- Ну я здесь… как бы… куратор что ли. Сегодня.
- То есть увольнительные ты подписываешь?
- Хм-м… да уж договоримся. Кого приметил-то?
Народу было уже немного. Я нашел Ирину глазами, у барной стойки. Кивнул головой.
- Одна-ако… ты все такой же… эстет. Приму нашу захотел?
Я улыбнулся и опрокинул стопку.
- Иркино увольнение подороже остальных будет.
- Тогда одолжишь мне завтра на билет? Кому банковать?
Лом, скрестивший руки на груди, растянул тонкие губы в улыбке, вздохнул, прищурил глаза.
- Забирай. Чего с тобой делать…
- Сколько?
- Пошел ты… - Зорин подмигнул и легко, но ощутимо заехал мне в плечо своим кулаком, напоминавшим по размеру старорежимную пивную кружку. – Я тебе в учебке на Новый год ничего не дарил. Считай – подарок. За старое.
Достал ручку, записал на салфетке свои телефоны, адрес, сунул мне в карман.
- Задерживать не буду. Соберешься приехать – дай знать. Посидим в тишине, вспомним былое… А то здесь шумновато.
- Я помню, Лом, помню. Музыка должна быть позитивной…
- …и расслабляющей. – закончил Зорин свою же цитату из армейских будней.

Ирина уверенно вела свою «девятку» по узким ночным питерским переулкам.
- Сейчас приедем, угостишь меня кофе?
- Если он у тебя есть.
- Есть. Но получается, честно говоря, паршиво… Умеешь варить?
- Умею.
- Тогда научишь.

Мы сидим на кухне маленькой уютной квартиры. Над столом, по старинке, бра льет мягкий свет слабой лампочки… Кофе получился не паршивым, конечно. Но и не очень. Может питерская вода?.. Косметика смыта, волосы забраны сзади в хвост, простая черная водолазка, голубые джинсы, подчеркивающие красоту ног… Спортивная школа, кандидат, соревнования, травма, медицинский, не понравилось, ЛГИТМиК, предпоследний курс, деньги на «поддержать штаны»… «Золотые девочки». Да, нравится… Нет, это работа…

Тихо играет радио. Волна передает старые хиты.
- Ты всегда носишь кольцо?
- Всегда.
- Знакомиться не мешает?
- Мешает.
- Так снимай.
- Зачем… Если отношения развиваются, женщине достаточно пары недель, чтобы понять, что я женат. Если «на разок», то какая разница – женат я или нет…

- Почему ты вернулся?
- Не спрашивай. Я вернулся. И все.
- И все?
- Я ехал на вокзал и кожей ощущал, как спидометр отсчитывает метры между тобой и мной… Это больно.
Из динамиков послышалось «…loves you inside out…» Первый раз я услышал ее в десятом классе, за несколько дней до Нового года. Это был последний раз, когда в предновогодней суете я ощущал предчувствие чуда.
- Скажи, ты ведь не ходишь в стриптиз?
- Почему ты так решила?
- Не ходишь?
- Нет.
- Первый раз?
Я кивнул. Улыбнулся.
- Поэтому ты не такой. Взгляд, глаза… Все другое.
Помолчала.
- Я сбегаю в душ.

Она вышла. Я подошел к окну. Уличный фонарь играл на укутанных снегом ветках деревьев, в его лучах резвились редкие снежинки. Из ванной донесся шум воды… Я присел на подоконник. Щелкнула зажигалка.

Мы сидели в баре «Пулково». Она пила апельсиновый сок, я медленно потягивал «Джеймисон». Регистрация заканчивалась.
- Ты успел записать мой номер?
- Я его запомнил. Наизусть.
- Скоро вернешься?
- Постараюсь. Как получится. Мои координаты помнишь?
- Помню.
- Позвонишь?
- Звони ты. Женщине не пристало звонить первой...

Проваливаясь в кресле самолета в сон, я все еще ощущал вкус ее губ.

ЭПИЛОГ.

Ира, Ира, Иринка… Полтора года, как один день. Где ты сейчас? С кем? Это моя первая командировка в Питер за это время. Я набираю ее номер. Биение сердца отдается в пальцах… «Набранный Вами номер больше не…»

Я вздыхаю. Да понятно все… Такая женщина по определению не будет одна.

Я набираю Зорину.
- Здорово, Лом!
- О, Инспектор, братишка! Ты где?
- Завтра буду в Питере.
- Самолетом?
- «Стрелой».
- Я тебя встречу на Московском.
- Меня встречают. Давай лучше вечерком посидим. Где там у вас позитивный и расслабляющий музыкальный фон?
- Найдем.

Середина июня. Белые ночи. Красивое вечернее небо, солнце медленно катится к Неве. Мы сидим с Зориным в тихом ресторане где-то в районе Литейного и вспоминаем службу. Стрельбы, маршброски… «Вспышка слева»…
- Как «Золотые куклы»-то? Стоят еще?
- А что с ними станется. Процветают.
- Иришка работает?
- Ушла.
- Жаль… ты же там всех знаешь, наверное. У нее телефон поменялся. Нет, случайно?
- Нет. Тебя вспоминала, кстати… Чем-то ты ей запал.
- Черт… А я с ней так и не созванивался больше. С тех пор…
- Да я ей говорил – позвони. Она – нет, пусть звонит сам…
- А где она… известно?
- Да.
Лом отвел глаза.
- Где?
Зорин налил по полной. Шумно вдохнул через нос.
- Смоленское кладбище. Одиннадцатый участок.
На несколько секунд меня парализовало.
- Как…
- Так. – Лом выпил. – Боковой удар… Не сильный… Но они же, на ВАЗе, суки… И так консервная банка. А стойка между передней и задней дверью четко в висок водителя нацелена. Сразу… На месте… Этой зимой.
Зорин налил еще по полной.
- Помянем Ирку… Хорошая девчонка. Ее все любили.
Я перелил в стакан, налил его почти доверху и медленно выпил. Под нижними веками защипало, ресницы заблестели... Зорин пристально смотрел мне в глаза.
- Не стесняйся…
- Это от водки. Обожгла.
- Ну да… ну да…
Лом задумчиво покачал головой.
По стеклам ударили крупные капли капризного питерского летнего ливня. Щелкнула зажигалка…

На следующий день я вышел из костела в Ковенском переулке, дошел до Невского. Бродил… Свернул на Садовую. Вот и «Маша и медведи». Я присел на лавочку, достал телефон, нашел Иркин номер. «Удалить номер?» Палец чуть вздрогнул. «Да».

Как просто удалить номер из телефонной книжки. А вот из моей памяти – не стирается… С памятью оно как-то все… все сложнее.