Вулых опять выдал шедевр.

Доброслава

От Сахалина до самого Бреста,
Если на нашу страну посмотреть,
В жизни всегда есть для подвига место,
В жизни всегда есть, за что умереть!
(Александр Вулканов)

Девушка из белорусской деревни
Скромно в Москве на квартире жила,
И, занимаясь профессией древней,
Тихо мечтала о горстке бабла,

Чтобы хватило на домик у моря,
Где, наконец, она будет одна,
Где по ночам не храпят в коридоре
И не блюют перепивши вина.

В доме за бывшей Трёхгорной заставой,
Не утопающем в море огней,
Девушка эта звалась Доброславой –
Добрая слава ходила о ней.

Разные гости водили там жалом
В поисках плотских забав и утех,
Но никого она не обижала,
Доброго сердца хватала на всех!

Доброе сердце, упругие люли,
Нежный пушок на интимных местах…
Впрочем, отнюдь не уверен, смогу ли
Я описать это чудо в стихах!

Просто скажу – все, кто с нею бывали
По одному или даже гуртом,
Девушку Славу всегда продлевали
И не жалели об этом потом.

Словно родная сестра, а не шлюха,
В чувствах своих не владея собой,
Славочка нежно шептала им в ухо:
- Ты мой каханы, ласкавы ты мой!

Но средь гостей лишь один постоянник
Был героине особенно люб –
Шейха арабского младший племянник,
Горский еврей Рафаэль Зильбертруп.

Для Зильбертрупов он был необычен,
И, как ни странно, собою хорош:
Мышцей накачен и взглядом набычен,
Чем-то со Стасом Михайловым схож.

Пел он не хуже Михайлова Стаса,
Струны у женской души теребя.
Только не тенором пел он, а басом:
«Всё в этом мире отдам для тебя!

Но, к сожалению, в нашей столице,
Где развернуться нельзя ни хрена,
Тесно мне, Слава, как в клеточке птице,
Что для полета была рождена!

Разве сравнится Москва с Абу-Даби,
Где жемчугами блестят небеса?
Русской простой неотесанной бабе
Даже не снилась такая краса!

Дядя Саид аль Мактум, между прочим,
В этом Дубае влиятельный гусь.
Я ему так и сказал: - Слышь, короче!
Знаешь что, дядя, я это… женюсь!

Выбрал я, дядя, такую невесту,
Круче, чем в «Дольче Габбана» бельё,
Только Москва – недостойное место
Для драгоценных достоинств её!

Да, дорогая, теперь я не парюсь,
Где мы с тобой будем жить-поживать.
В лучшем отеле с названием «Парус»
Я закажу тебе пиво в кровать!

Будет не жизнь у тебя, а халява!
Каждое утро – мильон алых роз!
Всё у тебя будет, милая Слава:
Пальмы, верблюды, варенье, кокос,

Море и брюлики в сорок каратов,
Жаркое лето в морозный январь…
Но чтоб смотаться в Дубай и обратно,
Дай на дорогу хотя бы косарь!»

Нет, он её не записывал в дуры,
Но понимал, что мечты о «порше»
С тонкостью жертвенной женской натуры
Могут легко уживаться в душе.

Грустно взглянув на бесстыжее рыло,
Слава сказала с волненьем в крови:
- Гэтот косарь я на туфлi копила,
Но пацярплю ради нашей любви!

- Я так и знал, Доброслава родная!
Ты для меня – Мать Тереза, звезда!
Я возвращусь двадцать пятого мая,
Я не забуду тебя никогда!

Рафик исчез на четыре недели.
Слава пыталась остаться святой,
Но простыня на измятой постели
Так для нее и не стала фатой.

Поздней весной, отдавая всю нежность
Гостю с кустистой мохнатостью рук,
Девушка гелем протерла промежность
И из прихожей услышала стук.

- Хто-то прыйшоу! – встрепенулась девица.
- Ладно, чего там, не парься, забудь! –
Гость, не спеша, почесал ягодицу
И укусил Доброславу за грудь.

- Как он похож на любимого Рафа!
Та же манера кусать за сосок! –
Девушка, вынув халатик из шкафа,
Чмокнула голого гостя в висок.

Выйдя на кухню с тревогою в сердце,
Слава рукой растрепала вихры:
- Слухайце, дзеукi, да нас хто-то бьецца!
Хто-то стукаецца у нашу дзверы!

- Встань да открой! – закудахтала Клава,
С пирсингом в виде колечка в губе -
Чё ты на жопе сидишь-то, как пава?
Это твой дятел стучится к тебе!

- Нет, он не дятел! Он шейх блядь арабский,
Нашей принцессе брильянты привёз! –
Прыснула и хохотнула по-бабски
Рыжая Люська по кличке «Насос».

В дверь колотили могучие руки,
Словно стучали в лесу топоры:
- Это милиция! Слышите, суки!
То есть, полиция! Будьте добры!

- Што ж гэта робiцца, дзеукi, родныя?
Там у мяне ж голы хлопец ляжыць!
- Скажем ментам, что у нас выходные…
Не истери, замолчи, Слава, цыц!

Дверь отвалилась. Вошел полицейский
И, проницательным взглядом сверля,
Девушку Славу спросил по-житейски:
- Ну и кого вы там прячете, бля?

- Я нiкога не хаваю там, дзядзя,
Там пачывае мой хлопец, жанiх!
- Кто он такой, вы хоть знаете, бляди?
Вот, господа, полюбуйтесь на них!

В дверь завалились два юноши в куртках
С камерой и диктофоном в руках.
- Здравствуйте, мы из программы «Дежурка».
Коля, снимай проститутку в штанах!

- Я тебе щас поснимаю, придурок!
В профиль сниму, а потом и в анфас!
Ты никогда не видал, как окурок
Корреспондентам втыкается в глаз?

- Люся, не трэба! Не нада скандалу!
- Слава, закрой свой, прости меня, рот!
Мало стучали тебе по ебалу
Сява, Родриго, Бобон и Ашот?

Вы, господин полицейский, зашли бы
К этой святой четверть часа назад –
Вы со стыда бы сгореть там могли бы:
Там пять гандонов на люстре висят!

- Врешь, сучка рудая! Гэта няпрауда!
Люська продолжила: - Славкин клиент
Нюхал кокос на мобильнике «Prada» -
Вы загляните, месье полисмент!

- Мы это знаем! – сказал подполковник –
Список его преступлений не весь.
Он еще взяточник и уголовник.
И потому мы с ребятами здесь!

- Я не дазволю! – воскликнула Слава,
В комнату дверь заслоняя собой –
Тут як у царкве, не трэба расправы,
Пад абаронай ён значыць маёй!

- В сторону, бляди! За мною, ребята!
Штурмом возьмем с негодяем постель!...
Выстрел раздался, и группа захвата
С лестничной клетки рванулась в бордель.

Бой был коротким. Четыре минуты.
Гостя с кустистой мохнатостью рук
Взяли живьём, как он был, необутым,
В презервативе без майки и брюк.

Порохом пахло на съемной квартире,
Дым по разбитому ползал стеклу.
Клава и Люся дрожали в сортире,
Слава осталась лежать на полу.

Серпик луны над бессмысленным миром
Гладил лучом окровавленный труп…
В этот момент поднимался в квартиру
Горский еврей Рафаэль Зильбертруп.

Девушка Слава уже не дышала.
Он наклонился и, слёз не тая,
Тихо шепнул: - Ну, кому ж ты мешала?
Милая… Мама Тереза моя…

Где? У кого я займу теперь денег? –
Он сокрушенно качал головой…
Близилось лето. И был понедельник.
Новый рассвет заступал над Москвой.