Сергей проснулся глубокой ночью от странного тяжёлого звука. Над безлюдным, по ноябрьскому времени, дачным посёлком, висел мощный низкий гул. Гул перемежался тяжёлым скрежетом и дребезжанием. Среди воя и дребезга, слышались какие-то невнятные крики и голоса, как будто стоишь на верхнем ярусе большого вокзала и слышишь, искажённый эхом, шум толпы из нижнего зала. Ы-Ы-Ы-А-А-А-У-У-ЗЗЗЗ-А-А-Ы-Ы-Ы-ДЗЗЗЗ-А-А-А-У-У-У-ЗЗ-Ы-Ы-А-А-Ы-Ы-Ы!!! Сергей прислушался. Самолёт, что ли? Нет, не похоже на самолёт. Похоже, что где-то на улице толпа людей тащит в гору огромных, фантастических размеров шкаф с посудой. Колоссальная конструкция еле-еле ползёт по асфальту, дрожат и воют уходящие в небо деревянные стены, скрипят широченные полки, дребезжит великанская посуда, кричат люди, напрягаясь изо всех сил. Гул затихал, постепенно удаляясь, и мёртвая тишина поздней осени опять овладела пустым посёлком. Сергей долго не мог уснуть и заснул только под утро. Весь день он работал, отделывая комнаты на втором этаже своего дома, и о ночном происшествии не вспоминал.

Следующей ночью Сергей опять проснулся от того же шума. Опять, над спящим посёлком, выла и громыхала процессия, заталкивая гигантский шкаф вверх по улице, идущей на подъём и затихая где-то на окраине. Ы-Ы-Ы-А-А-А-ЗЗЗЗ-А-А-Ы-Ы-Ы-ДЗЗЗЗ-А-А-А-У-У-У-ЗЗ-Ы-Ы-А-А-Ы-Ы-Ы!!! Сергей встал, посмотрел в окно, но кроме мороси, блестевшей под фонарём, ничего не увидел. Что это было? Или это у меня в голове? Вроде не пил ничего: пара рюмок за обедом не считается. Приснилось, что ли? Сергей забрался под одеяло, но спать больше не хотелось - в голову полезли разные мысли. Он опять долго не мог уснуть, мучаясь бессонницей, утром поздно встал и успел сделать меньше, чем планировал. Следующую ночь он спал нормально – то ли шкаф в эту ночь не тащили, то ли заснул крепко, после двух бессонных ночей. Но в ночь на пятницу он опять проснулся от тяжёлого гула, от которого, казалось, дребезжали стёкла в старой даче. Сергей выругался матерно, оделся, сунул босые ноги в холодные, не успевшие высохнуть сапоги, и вышел на крыльцо. Тишина. Сергей вышел за калитку – пустая серая улица, освещённая оранжевыми фонарями, уходила вверх на подъём. Ни звука. Но вот подул ветер, и донеслось уже еле слышное: Ы-Ы-Ы-А-А-А-У-У-ЗЗЗЗ-А-А-Ы-Ы-Ы-ДЗЗЗЗ-А-А-А-У-У-У-ЗЗ-Ы-Ы-А-А-Ы-Ы-Ы!!! Сергей вернулся в дом, пытался читать, потом лёг, но уснуть не мог - голова болела и бестолковые воспоминания одолевали.
- Спятил я, что ли, от того, что долго один и сам с собой разговариваю? Только свихнуться ещё не хватало.

Сергей любил позднюю осень, когда строительный сезон заканчивался, и вся их бригада, крепко поработав и хорошо заработав, расставалась до начала весны. Молодёжь обычно отправлялась в жаркие страны на тёплые моря. Сергей тоже любил съёздить куда-нибудь, отжечь с ребятами, но в этом году он решил доделать свою дачу, которую пару лет назад они с женой надумали перестроить, чтобы самим переехать туда, а квартиру отдать дочке. Жена ведь обижается – чужим людям дома строишь, а свой никак. Дом-то он доделает, но сможет ли он продолжать работать, как раньше - большой вопрос. Тяжело уже становится работать весь день в таком же темпе, как молодые, но главная беда пришла, откуда не ждали - Сергей стал бояться высоты. Когда они начинали работать наверху на лесах или на крыше, работа для Сергея превращалась в пытку. Когда надо было лезть по шаткой восьмиметровой лестнице вверх или по лесам взбираться на кровлю, у Сергея ноги подкашивались, он еле полз, судорожно хватаясь за стену свободной от инструмента рукой, и уже не раз ловил на себе удивлённые взгляды парней. Пока только взгляды, а могут и из бригады попросить– кому охота деньги из-за него терять. И высота-то всего метров десять, а страшно так, что когда он, наработавшись за день, засыпал в бытовке, перед глазами вставала узкая прогибающаяся доска под ногами, или обрыв крутой кровли, и Сергей дрожал всем телом и задыхался от ужаса.

И высота-то копеечная на этих коттеджах. А ведь он начинал трудовую биографию монтажником-высотником, работал на такой высоте, где только птицы летали. По молодости, по глупости, выпендривался перед девками – работал без страховки. Девчонка там одна была - Ленка… Девка такая классная, жопа, сиськи - всё при ней, и красивая такая. Но ребятам никому не давала, только с начальством гуляла. Как раз они тогда строили ГРЭС, монтировали дымовую трубу, и Сергей вызвался работать на самый верх, а страховку не пристегнул, чтобы потом ребята Ленке об этом рассказали. Ну и доигрался. Биту не зафиксировал как следует на головке болта, и когда нажал на курок гайковёрта, тот соскочил с болта и поехал по стенке, потащив Сергея за собой. Сергей потерял равновесие и … Полетел в самое жерло двухсотметровой трубы! К счастью, недолго пролетел – метра четыре всего. Зацепился за какую-то хреновину, и его вытащили. Ленка, правда, потом дала. Да и куда бы она, сука, делась? И Сергей, после этого случая, ещё много лет работал высотником и про трубу не вспоминал. А потом как-то вспомнил, и начал вспоминать всё чаще и чаще. Вот так, наверное, и помирать буду – вдруг провалюсь в огромное страшное жерло, уух! Сердце рванёт вверх, наполнив рот тёплой кровью, тело вниз, удар и …

Утром приехала из города жена и, увидев измятое и постаревшее от недосыпа лицо Сергея, переполошилась. Во внезапную бессонницу крепкого мужика, занятого физическим трудом, она не поверила. Под предлогом уборки, внимательно обследовала дом, в поисках следов пьянки или женщины, но ничего не нашла. Этой ночью, измученный Сергей, наконец, выспался, прижавшись к такому уютному телу жены. Но в следующую ночь он опять проснулся от тяжёлого гула, спать больше не мог и разбудил жену.
- Послушай, послушай, как гудит. Неужели не слышишь?
- Это в голове у тебя гудит. Пил без меня? Признавайся! Пил?
- Да ничего я не пил. Ну, послушай, послушай.
- Ничего не слышу. Это в голове у тебя.
- Да гудит же! И крики какие-то, как будто люди гигантский шкаф тащат.
- Шкаф?
Жена окончательно проснулась и приподнялась на кровати. Даже в темноте было видно, что она испугалась.
- Серёжа, давай завтра домой поедем. Тебе надо к врачу. К психиатру.
- Ты с ума сошла, к какому психиатру! Кто узнает, я без работы останусь. Не пойду.
- Ну поедем, Серёж, я боюсь тебя одного оставлять. У Тани Черкасовой мужик её психиатр, поговори с ним. Ну хоть по скайпу поговори, я всё устрою. Поедем, Серёж.

Сергей сидел за компьютером и напряжённо глядел в монитор. С экрана на него смотрел добродушный пожилой еврей, в очках, с лысиной и в майке – тот самый психиатр, который Танькин мужик. Разговор начал доктор.
- Я вижу, мы с вами одного возраста мальчишки, может сразу на ты перейдём?
- Я не против.
- Так что там у тебя, Серёжа?
- Да вот слышу по ночам, гудит что-то. Шум слышу, крики…
- Голоса слышишь? Так, так…
- Да нет, не голоса. Понимаешь, как бы это тебе сказать… Вот, типа, где-то волокут большой такой, огромный шкаф…, - И Сергей сбивчиво начал рассказывать. Врач слушал очень внимательно. Сергей не привык, чтобы его так слушали и, проникаясь доверием к собеседнику, приводил всё новые подробности картин, которые он видел и слышал тёмными деревенскими ночами.
- А в городе ты слышишь этот гул?
- Да нет. У нас окна на проспект Кирова, тут и так гудит круглосуточно.
- Только на природе такие картины мерещатся? Среди родных полей и лесов, так сказать?
- Ну да. Выходит только среди полей, в глубинке.
- Так, так. Вот что, голубчик. На ночь прими успокоительное чего-нибудь, сейчас позови жену, она скажет, что у вас есть. И не переживай, ничего страшного. Видно, Родина решила с тобой напрямую поговорить, без посредников, так сказать. Бывает, бывает. Слышат некоторые голос Родины. Позвони через пару дней, а я подумаю пока. Будь здоров, зови жену.

На ночь Сергей съел таблетку, которую ему дала жена, и провалился в сон, как в трубу. Только падение было уже не страшным, а лёгким таким, воздушным, как сладкий сон в детстве. И приснился ему сон.
На улице ночь, но вроде как не совсем ночь - то ли светать начинает, то ли фонарей много. Бесконечная толпа людей толкает по дороге в гору колоссальный деревянный шкаф. Огромный-огромный – многоэтажных домов таких не найдёшь. И людей много-много. Шкаф трясётся, скребёт по асфальту, гудит, звенит, стены качаются, сверху падает что-то. Дорога идёт в гору, люди напряглись, кричат, тянут тросы, толкают это сооружение, раскачивают его. Шкаф постоит, постоит, потом с грохотом и гулом продвинется. Ещё постоит, опять продвинется. Того глядит обрушится на головы людей, но не падает, едет потихоньку. Ы-Ы-Ы-А-А-А-У-У-ДЗЗЗЗ-А-А-Ы-Ы-Ы-ДЗЗЗЗ-А-А-А-У-У-У-ЗЗ-Ы-Ы-А-А-Ы-Ы-Ы!!!
И Сергей вместе со всеми. Карабкается по стенам, крепит тросы, толстенные, как заводская труба. Всё выше и выше он лезет, сжимая в руке «шурик» (шуруповёрт). Вот он уже совсем высоко, где только птицы летают. Стена, на которой он работает ходит ходуном, того глядит обвалится, но Сергею не страшно вообще, он даже не думает о страхе. Он спокойно и сосредоточенно делает своё дело – крепит тросы, вгоняя в старое дерево огромные шурупы. Ещё один, ещё один, ещё, готово! Он кричит вниз: «Даваааай!» Вот трос натянулся, загудел, шкаф задрожал и пошёл в гору, пошёл… Сергей утирает пот тыльной стороной ладони, повиснув на левой руке, кладёт инструмент и трясёт уставшей правой. И снова за работу. И в этом жутком гудении и криках работающих людей ему слышится спокойный голос: «Это наша Родина, братцы. Это наша Россия. Вот так мы её тащим, тащим, надрываемся, век за веком, поколение за поколением… Но ведь вытащим! Куда она, сука, денется!»