Некоторые виды по дороге из Гирваса до Питкяранты
http://www.youtube.com/watch?v=bVYSqD2zhaI

После интенсивной терапии старик продрал глаза только в десять утра, рядом с ним на кровати тихо посапывали прикорнувшие после ночного дежурства в постели тяжелобольного будущие эскулапы - Лена с Машей. Растолкав их, старик сказал, что смена закончилась, и пора готовить больного на выписку.

«Ласточка» летела по трассе Мурманск – СПб, шелестя крыльями, вплоть до поворота на г. Олонец, тут-то и выяснилось, что бензина в ней почти не осталось. И вот именно в этом самом месте старик и вспомнил о мегапляжах на Ладоге, если ехать от Олонца в сторону Сортавалы, упомянутых почтенным Freelance в одном из его сообщений на сем форуме.

Поехали искать пляжи, а в это время небо заволокло тучами, и начался дождь. Дорога была узкой и извилистой – не разгонишься. Названия селений попадались все какие-то странные, например, д. «Погранкондуши» или «Кирккоеки».

Там, где дорога подходила близко к берегу Ладоги, остановились разок искупаться под дождем. Пляж был зачетный: песочек, вода теплая, но в соснах на берегу прятались многочисленные палатки, а, сворачивая к берегу, минули большую свалку мусора.

По какой непонятно причине, но доехали до Питкяранты, рассчитывая встретить на пути какое-нибудь чудо-чудное, диво-дивное, но окромя совершенно одинокой коровы, которая припустилась от «ласточки» наутек c прытью скаковой лошади, более ничего интересного не видали. Обнаружили в лесу, возле порожистой речки лагерь байдарочников. Сложилось у старца ощущение, что побережье Ладоги эксплуатируется самым нещадным образом в туристических целях (Онега в этом смысле выглядит почти девственной). Ощущение только окрепло, когда они возвращались обратно; ибо навстречу ехал плотный поток машин с питерскими номерами, груженных туристским снаряжением. Был вечер пятницы.

Еще одно занятное наблюдение: цены на бензин в тех местах за литр 95-ого в среднем от 31 рубля (видели и по 34 р.).

Совершив описанным образом крюк, к полуночи старичок со своими подружками добрался до Новой Ладоги. Стемнело совершенно. После светлых, почти как в вечерние сумерки, ночей в окрестностях Беломорска к такой темени глаза старика не привыкли и плохо стали различать дорогу. В Новой Ладоге перед ними встал, в который раз, вопрос, куда ехать дальше? В Питере они побывали недавно, и, хотя подмывало старичка наведаться туда, благо, что и остановиться там было где, но решили все-таки поехать в Тихвин, в котором никто из троих не был.

Повернули на трассу СПб – Вологда, и тут случилась гроза. Потоки воды низвергались с черного неба и летели сквозь черное пространство ночи к черной земле. Не видно было ни черта, кроме льющейся по лобовому стеклу воды, в которой туда сюда метались дворники. Изредка эти струи на стекле освещали фары встречных автомобилей, и тогда старику казалось, что он плывет в контрабандистской лодке по морю в шторм, а у него перед кормой на гребне волны внезапно выскакивает патрульный катер, заставший его врасплох, и светит в него прожектором.

С трудом, кое-как приспособился старик к езде в непогоду, зацепившись взглядом за освещаемый фарами «ласточки» краешек дороги у обочины и стараясь, чтобы он не исчезал из поля зрения. При скорости около 80 км в час, которой старик старался придерживаться, он был приятно обрадован, что «ласточка» ни разу не выскочила на обочину и, что не угодила она колесом в какую-нибудь яму, которые на наших дорогах не редкость. Подъезжали к Тихвину около двух ночи, гроза к тому времени закончилась, а в самом Тихвине, несмотря на глубокую ночь, по улицам, горлопаня, прогуливались компании молодых людей.

Не имея карты и представления об устройстве города, ночью старику сложно было отыскать в нем гостиницу для ночлега самостоятельно, поэтому пришлось выспрашивать дорогу у местного населения, согласившегося за 100 рублей рукой указать правильное направление. Но старик все равно умудрился заблудиться и нашел гостиницу, но только совсем другую, а не ту, что называли юные гопники. Она располагалась в одном из подъездов большого дома в форме буквы Г из серого кирпича. Заспанная администратор буркнула в переговорное устройство: «Нету мест!» Но почти сразу же переспросила о надобности в расчетных документах, а, услышав от старика, что таковая у них отсутствует, поскребла по сусекам, помела по амбарам и нашла-таки маленький номер на пятом этаже с двуспальной кроватью. «Раскладушек у нас нет!» - сказала администратор, обнаружив, что постояльцев трое. «Ничего, мы, видите, какие все стройные, а если все-таки не поместимся, то ляжем штабелем!» – успокоил ее старичок.

Номер, надо отдать должное, хотя и был маленьким, но с новой мебелью и прекрасным идеально белым бельем на широкой кровати. Голодные и уставшие они легли спать, сбившись на кровати в кучку, как собачонки, вынужденные в непогоду согревать друг дружку своим теплом.

Утром отправились на богомолье в Тихвинский Богородичный Успенский мужской монастырь. Девицы по сему случаю повязали на голову косынки, а старик по праздничному расчесал бороду от колтунов и надел свежую рубаху-косоворотку.

Монастырь был основан по велению Ивана IV Грозного и на протяжении многих столетий после него только перестраивался и оттого хорошел. Почему его минула участь многих монастырей, ныне пребывающих в запустении, сложно сказать, но, видимо, на то были причины. Посетив практически все, что было открыто в тот день, и, отстояв праздничный молебен, забрались на колокольню, когда два монаха звонили на ней.

На колокольне старец и две рабы божьи слушали оглушительный бой колоколов и любовались работой звонарей. Совсем молодой стройный монашек в черной рясе и плоской шапочке, в такт музыке, притопывая ногой в сандалиях, дергал за многие, связанные вместе, веревки праздничных колоколов, а монах постарше в рясе, но без камилавки звонил в два средних колокола, поглядывая внимательно на своего напарника. Его колокола били реже и завершали музыкальный такт сильным и тревожным звуком. Монахи, как все большие музыканты, были так артистичны, что трудно было не залюбоваться ими, несмотря на несветский характер их творческого процесса.

После богомолья странники отправились в сторону Вологды и к обеду уже оказались в Устюжне, находящейся несколько в стороне от трассы. Дорога от трассы до Устюжны была непродолжительна, но изобиловала знаками ограничения скорости и примечательна была еще нарядом ДПС с радаром, таящимися в кустах.

Устюжна сразу же расположила путешественников к себе своей пирожковой на главной площади, которую обнаружили по запаху, и в которой (завтрак был плохонький) наелись вкусными расстегаями и жареной курицей, и запили все горячим чаем. С собой взяли пирожков с разными начинками, пива и куру-гриль в пакете, на случай, если потом проголодаются, и силы оставят их. Устюжна – тихий, маленький, почти безлюдный городок, по которому полицейские ездят на велосипедах. Погуляли немного по городу и отправились дальше.

С трассы заметили трубы Череповца, подсвеченные закатным солнцем, из которых валил густой дым: из некоторых серый, из других зеленый, а из иных даже оранжевый. Красотища! «Ну, вот – сказал старик – тут и до Вологды недалеко, а там и до дома - рукой подать! Ближе к утру уже будем дома!» Но девицы, обеспокоенные, что старец устанет; что сердце его не выдержит такой продолжительной дороги; и что по приезду он завалится спать, стали его отговаривать. Говорили они, что надобно ему отдохнуть и полежать; ибо в его возрасте нельзя так дряхлеющий организм насиловать, когда рядом есть для этого два молодых организма, которые с утра только об этом и мечтают.

Ладно! – согласился старик, тронутый их заботой и ощутивший внезапный подъем при мысли о том, что о нем никто кроме них так не радеет: – Тогда поедем в Пошехонье, давно я собирался проникнуться духом русской провинциальности. «Пошехонскую старину» вы, конечно же, не читали?» «Разумеется, нет! У нас по вечерам уже год, как кроме тебя ни на какую другую старину времени не остается – отвечала бойкая на язык Лена: – Маша не даст соврать, что мы тебе верны!»

Стемнело, когда «ласточка» долетела по совершенно пустынной дороге (вдоль водохранилища) из Череповца в Пошехонье. Нашли гостиницу в доме 1905 г. постройки. В ресторане гостиницы справляли свадьбу. Постояльцев в ней не было совсем, не было на месте и администратора, а только охранник, к которому обратился старик, мол, мил человек, как бы нам до утра где-нибудь здесь кинуть кости и показал на двух своих стройных спутниц. Охранник отдал ключи от номера, открыл ворота стоянки, чтобы поставить машину, а старичок дал ему за это полторы тысячи рублей.

Номер оказался огромный с потолками метров пять высотой, но какого-то такого неприглядного вида, что оторопь брала. Мягкое покрытие полов было в особенно удручающем состоянии: протертое повсеместно и обильно политое местами чем-то, что, высохнув, оставило многочисленные пятна.

Маша заглянула в ванную комнату, которая по размерам не уступала номеру, приоткрыла на умывальнике кран с холодной водой, из крана потекла струя бурой жидкости, пахнущей болотом. «Водные процедуры на сегодня отменяются!» - объявила она.

Старик, так тот вовсе уперся и категорически отказался раздеваться. Не снимая ботинок, в одежде он завалился на кровать, предварительно двумя пальцами стащив с нее на пол покрывало. Рядом по обе стороны от него устроились, не раздеваясь, барышни. Так втроем лежали они, уставившись в потолок до тех пор, пока кто-то за стенами не крикнул в микрофон: «Горько!». Тогда Лена встрепенулась и толкнула в бок старика: «Целоваться уже пора, гости требуют!» Пока кричали горько, старичок с обеими барышнями по очереди целовался взасос. Потом наверху начались танцы. Потом все внезапно стихло. Свадьба закончилась. Старичок произнес разочарованно: «Какая ж это свадьба, без мордобоя!? А я так рассчитывал поучаствовать!»

Ранним утром Пошехонье предстало перед старичком и его спутницами при естественном освещении. Проникшись за полчасика его провинциальным, облупившимся духом, они поторопились уехать оттуда; ибо делать там было совсем нечего - только время терять. Завтракали в Рыбинске. Симпатичный, кстати, городок. Из Рыбинска без приключений и довольно быстро добрались до заветной кровати 2х2,1 м, с которой все началось и на которой все на этот раз благополучно завершилось к всеобщему удовлетворению.

От соседки по описи были приняты ключи и Жучка, которую соседка была вынуждена забрать к себе; ибо выяснилось, что Жучка не переносит одиночества, а Жучкин жалобный скулеж за стеной, оказывает на психику девочек-подростков еще более удручающее воздействие, чем даже Ленкины крики и стоны, когда та разойдется.

Все.