Клуб Любителей Секса (КЛС): Рассказ об идеальном муже (по его собственному мнению)

АЛЬБЕРТО МОРАВИА

НЕ ВЫЯСНЯЙ

Аньезе могла бы предупредить меня, вместо того чтобы уйти вот так, даже не сказав, что все кончено. Я не считаю себя совершенством, и если бы она сказала мне, чего ей не хватало, мы могли бы это обсудить. Она же, напротив, за 2 года семейной жизни не сказала мне об этом ни слова и однажды утром, воспользовавшись моим отсутствием, неожиданно ушла, как это делают служанки, нашедшие себе лучшее место. Она ушла, и даже теперь, спустя шесть месяцев, я так и не понял почему.
В то утро, после того как я вернулся с местного рынка (за покупками я люблю ходить сам, так как знаю цены, знаю, что мне нужно, мне нравится торговаться, трогать и пробовать, хочется знать, из какой скотины сделан бифштекс, откуда яблоко), я снова вышел из дома, чтобы купить бахромы для занавески в столовой. Так как я не хотел много тратить, мне пришлось изрядно походить, прежде чем я нашел то, что мне было нужно, на улице Умильта. Я вернулся домой в 11:20, вошел в столовую, чтобы сравнить цвет бахромы с цветом занавески, и тут же увидел на столе чернильницу, ручку и письмо. По правде говоря, меня особенно поразило чернильное пятно на скатерти. Я подумал: "Какая же она неряха: испачкала скатерть". Я убрал чернильницу, ручку и письмо, взял скатерть, пошел на кухню, и там с помощью лимона мне удалось вывести пятно. Затем я вернулся в столовую, положил скатерть на место и только тогда вспомнил о письме. Оно было адресовано мне – Альфредо. Я вскрыл его и прочел: "Я сделала уборку. Обед ты приготовишь себе сам, как обычно. Прощай. Я возвращаюсь к маме. Аньезе". Сначала я ничего не понял. Затем я перечитал письмо, и наконец до меня дошло: Аньезе ушла, бросила меня после двух лет семейной жизни! В силу привычки я положил письмо в ящик серванта, где храню счета и корреспонденцию, и сел на стульчик около окна. Я не знал, что и подумать, я не был к этому готов и почти не верил в то, что произошло. Пока я размышлял, мой взгляд упал на пол, и я заметил белое перышко, должно быть, от щеточки, которой Аньезе смахивала пыль. Я подобрал перышко и выбросил его в окно. Затем я надел шляпу и вышел из дома.
Шагая по тротуару, при этом, согласно своей привычке, переступая через плитки, я начал спрашивать себя, что я мог ей сделать такого, что заставило ее покинуть меня таким подлым, можно даже сказать, позорным образом. Сначала я подумал, что Аньезе могла упрекнуть меня в измене, пусть даже по незначительному поводу, но я тут же ответил себе, что это исключено. У меня никогда не было подхода к женщинам: я их не понимал, и они не понимали меня, скажу более, с того момента, как я женился, они вообще перестали для меня существовать. Аньезе даже иногда подшучивала надо мной, спрашивая: "Что бы ты сделал, если бы влюбился в другую женщину?" Я ей отвечал: "Это невозможно: я люблю тебя, и так будет всю жизнь". И теперь я вспоминаю, что это "и так будет всю жизнь", как мне казалось, совсем ее не радовало, наоборот, лицо ее становилось мрачным и она замолкала. Тогда я подумал о других причинах: может быть, Аньезе ушла от меня из-за денег или потому, что я плохо с ней обращался? Но и на этот раз я пришел к выводу, что мне не в чем себя обвинить. Да, деньги я давал ей лишь в исключительных случаях, но для чего они ей были нужны? Если нужно было за что-то заплатить, я всегда был рядом. Да и обращался я с ней хорошо, судите сами. Два раза в неделю – кино, два раза – кафе, причем не важно, брала ли она мороженое или обычный кофе-экспресс, пара иллюстрированных журналов в месяц, газеты – каждый день. Зимой – даже опера, а летом – поездка на дачу к моему отцу в Марино. Это все, что касается развлечений. Что же касается одежды, то Аньезе вообще не могла ни на что пожаловаться. Когда ей что-нибудь было нужно, например, лифчик, пара чулок или платок, я всегда был рядом – ездил с ней по магазинам, помогал ей выбрать товар и платил, не говоря ни слова. То же самое было и в случае с портными. Ни разу не было такого, чтобы она сказала, что ей нужна шляпка или платье, а я не ответил бы ей: "Хорошо, я поеду с тобой". Впрочем, надо сказать, что здесь Аньезе не была требовательной – после первого года совместной жизни она почти совсем перестала покупать платья. Более того, я сам напоминал ей, что ей нужен тот или иной предмет одежды. Но она отвечала мне, что у нее есть прошлогодняя одежда и что вообще все это не имеет большого значения. Я даже думал, что она отличается от других женщин, не стремясь красиво одеваться. Следовательно, сердце и деньги здесь ни при чем. Остается то, что адвокаты называют несовместимостью характеров. Тогда я спросил себя, какая у нас могла быть несовместимость, если за два года нашей совместной жизни между нами не произошло ни единой ссоры. Мы все время были вместе, и если эта несовместимость существовала, то она бы обязательно проявилась. Но Аньезе никогда со мной не спорила, более того, можно сказать, почти не говорила. В те вечера, что мы проводили в кафе или дома, она почти не раскрывала рта, говорил все время я. Не отрицаю, мне нравится говорить и слушать самого себя, особенно если я говорю с человеком, которому доверяю. Тон у меня спокойный, рассудительный, я его не повышаю и не понижаю, а если я обсуждаю какой-нибудь вопрос, я раскрываю его полностью, во всех аспектах. Проблемы, которые я люблю обсуждать, - в основном бытовые: мне нравится говорить о ценах, о расположении мебели, о кухне, об отоплении, в общем, о всяких мелочах. Я никогда не устаю говорить об этом, мне это так нравится, что я часто замечаю, что начинаю говорить о том же самом сначала, приводя те же аргументы. Но ведь с женщинами, скажем честно, нужно говорить именно об этом, иначе о чем же еще с ними говорить? Впрочем, Аньезе меня внимательно слушала, по крайней мере, мне так казалось. Лишь однажды, когда я рассказывал ей, как работает электронагревательная колонка для ванной, я заметил, что она уснула. Разбудив ее, я спросил:
- Что такое, разве тебе не интересно?
- Нет, нет, просто я устала, я не спала сегодня ночью, - тут же ответила она.
Обычно у мужей есть своя контора, свой магазин, или же они ничем не занимаются и проводят время с друзьями. Но для меня и моей конторой, и моим магазином, и моим другом была Аньезе. Я не оставлял ее ни на минуту, я был рядом с ней, даже, вы, наверное, удивитесь, когда она готовила. Так как я и сам люблю готовить, я каждый день надевал фартук и помогал ей на кухне. Я делал всего понемногу: чистил картошку и фасоль, готовил фарш, присматривал за кастрюлями. И у меня это так хорошо получалось, что иногда она говорила мне:
- Слушай, может быть, ты сам все приготовишь, а то у меня болит голова, я лучше пойду полежу.
Тогда я готовил один, и с помощью кулинарной книги мне удавалось готовить даже новые блюда. Жаль, что Аньезе не была любительницей поесть, более того, в последнее время у нее совсем пропал аппетит и она почти не притрагивалась к пище. Однажды она мне сказала шутя:
- Ты ошибся, родившись мужчиной. Ты настоящая женщина, более того –просто прирожденная домохозяйка.
Должен признать, что в этой фразе была доля правды: действительно, кроме приготовления пищи мне нравится стирать, гладить, шить и даже в свободное время перешивать кромки платков. Как я уже сказал, я никогда не оставлял ее, даже если к ней приходила подруга или мать. Даже когда ей взбрело в голову, не знаю почему, брать уроки английского языка, то я, чтобы быть с ней рядом, тоже решил выучить этот язык, такой трудный. Я был настолько к ней привязан, что иногда просто казался смешным. Например, однажды в кафе она шепотом сказала мне что-то и направилась в туалет, а я не понял, что она сказала, и пошел вслед за ней, и служащий кафе остановил меня, напомнив, что это женский туалет. Да, такого мужа, как я, надо еще поискать. Она часто мне говорила:
- Мне нужно пойти в одно место, чтобы встретиться кое с кем.
- Я тоже пойду с тобой, мне ведь все равно нечего делать, - отвечал я ей.
Тогда она мне говорила:
- Ну пойдем вместе, мне все равно, но предупреждаю, что тебе будет скучно.
Мне же там скучно не было, и после этого я говорил ей:
- Вот видишь, а ты говорила, что мне будет скучно!
В общем, мы были неразлучны.
Все время думая об этом и тщетно спрашивая себя, почему же Аньезе меня бросила, я забрел в магазин своего отца. Это магазин церковной утвари, который находится около площади Минерва. Мой отец еще молод, у него черные вьющиеся волосы, черные усы, и под этими усами скрывается такая улыбка, значение которой я так до сих пор и не понял. Наверное, в силу того, что он привык общаться со священниками и людьми верующими, у него хорошие манеры и очень мягкий, спокойный характер. Однако мама, которая знает его, говорит, что он человек нервный, но умеет себя сдерживать. Я прошел мимо витрины с ризами и дароносицами и направился прямо в подсобку, где находится его письменный стол. Он как обычно занимался подсчетами, покусывая усы и размышляя.
- Папа, Аньезе меня бросила, - сказал я ему.
Он поднял глаза, и под его усами я разглядел улыбку, а может быть, мне это просто показалось.
- Жаль. Мне действительно очень жаль. А как это случилось? - спросил он.
Я все ему рассказал и заключил:
- Я, конечно, огорчен, но больше всего я хотел бы знать, почему она меня бросила.
- Разве ты не понял? - смущенно спросил он.
- Нет.
Он помолчал какое-то время, затем сказал со вздохом:
- Альфредо, мне очень жаль, но я не знаю, что тебе сказать. Ты мой сын, я всегда готов тебя поддержать, я тебя люблю, но что касается жены, то о ней ты должен думать сам.
- Да, но почему же она меня бросила?
Он покачал головой:
- На твоем месте я бы этого не выяснял. Оставь это, разве тебе важны причины?
- Очень. Именно они мне и важны прежде всего!
В этот момент вошли двое священников, отец встал и направился к ним, сказав мне:
- Зайди чуть попозже, поговорим, сейчас у меня дела.
Я понял, что от него мне ждать нечего, и ушел.
Дом матери Аньезе находился недалеко, на проспекте Витторио. Я подумал, что единственный человек, который мог бы раскрыть мне эту тайну, была сама Аньезе, и направился к ней. Я бегом поднялся по лестнице, и меня проводили в гостиную. Но вместо Аньезе ко мне вышла ее мать – женщина, которую я терпеть не мог. Она занималась торговлей, у нее были черные крашеные волосы, румяные щеки. Если она улыбалась, то улыбка ее была какой-то лицемерной. На ней был халат с розой на груди.
Увидев меня, она сказала мне с притворным радушием:
- О, Альфредо, какими судьбами здесь?
- Мама, вы же знаете почему я здесь, – потому что Аньезе меня бросила.
- Да, сынок, это так, но что тут поделаешь? Такие вещи тоже случаются.
- И вы так спокойно об этом говорите?
Какое-то время она молча меня разглядывала, затем спросила:
- Со своими ты уже говорил об этом?
- Да, с отцом.
- И что он сказал?
Но какое ей было дело до того, что сказал мой отец? Я неохотно ответил ей:
- Вы же знаете моего отца. Он посоветовал мне ничего не выяснять.
- Да, сынок, он правильно сказал: не выясняй.
- Но все-таки, - сказал я, впадая в гнев, - почему она меня бросила? Что я ей сделал? Почему вы не хотите мне сказать? Пока я говорил, вне себя от возмущения, мой взгляд упал на стол. Он был покрыт скатертью, в центре которой был узор, а в самом центре стола стояла ваза. Но узор на скатерти был сдвинут от центра стола. Мать Аньезе смотрела на меня, улыбаясь и не говоря ни слова, а я механически, не отдавая себе отчета, поднял вазу и поправил скатерть. Тогда она сказала мне:
- Молодец, теперь узор на месте. Я не заметила, что он сместился, но ты это сразу разглядел, молодец, а теперь, сынок, тебе лучше уйти.
Она встала, и я тоже встал. Я хотел спросить, могу ли я видеть Аньезе, но понял, что это бесполезно, и к тому же я боялся, что, увидев ее, я потеряю рассудок и скажу или сделаю какую-нибудь глупость. В общем, я ушел и с тех пор больше не видел своей жены. Может быть, когда-нибудь она вернется ко мне, осознав, что такого мужа, как я, не так-то просто найти. Но она ни за что не переступит порог моего дома, пока не объяснит, почему она от меня ушла.

Перевел с итальянского Walter

--------------------

Разница между холостяком и женатым в том, что холостяка привлекают все женщины, а женатого - все, кроме одной.