Лев пукнул
Конечно же, для наших подводных лодок несение боевой
службы - это ответственная задача. Надо в океане войти, прежде
всего, в район, который тебе из Москвы для несения службы
нарезали, надо какое-то время ходить по этому району, словно
сторож по колхозному огороду, сторожить, и надо, наконец,
покинуть этот район своевременно и целым-невредимым вернуться
домой. Утомляет это все, прежде всего. И прежде всего это
утомляет нашего старпома Льва Львовича Зуйкова, по прозвищу
Лев.
То, что наш старпом в автономках работает не покладая рук,
- это всем ясно: он и на камбузе, он и в корме, он и на
приборке, он опять на камбузе - он везде. Ну и устает он!
Устав, он плюхается в центральном в кресло и либо сразу
засыпает, либо собирает командиров подразделений, чтобы
вставить им пистон, либо ведет журнал боевых действий.
Ведет он его так: садится и ноги помещает на буйвьюшку, а
рядом устраивается мичман Васюков, который под диктовку
старпома записывает в черновом журнале все, что с нами за день
приключилось, а потом он же - Васюков - все это аккуратнейшим
образом переносит в чистовой журнал боевых действий.
С этим мичманом старпома многое связывает. Например, их
связывают дружеские отношения: то старпом гоняется за мичманом
по всему центральному с журналом в руках, чтоб по голове ему
настучать, то возьмет стакан воды и, когда тот уснет на вахте,
за шиворот ему выльет, и мичман ему тоже по-дружески
осторожненько гадит, особенно когда под диктовку пишет.
Например, старпом ему как-то надиктовал, когда мы район
действия противолодочной акустической системы "Сосус" покидали:
"Покинули район действия импортной системы "Сосус". Народ уху
ел от счастья. Целую. Лелик" - и мичман так все это без
искажения перенес в чистовой журнал. Старпом потом обнаружил и
вспотел.
- Васюков! - вскричал он. - Ты что, совсем дурак, что ли?!
Что ты пишешь все подряд! Шуток не понимаешь? Соображать же
надо! Вот что теперь делать? А?
А Васюков, сделав себе соответствующее моменту лицо,
посмотрел, куда там старпом пальцем тычет, и сказал:
- А давайте все это как положено зачеркнем, а внизу
нарисуем: "Записано ошибочно".
После этого случая все на корабле примерно двое суток
ходили очень довольные. Может, вам показалось, что народ наш не
очень-то старпома любит? Нам сначала самим так казалось, пока
не случилась с нашим старпомом натуральная беда.
Испекли нам коки хлеб, поскольку наш консервированный хлеб
на завершающем этапе плавания совсем сдохшим оказался. И такой
тот хлеб получился мягкий, богатый дрожжами и сахаром, что
просто слюнки текли. Старпом пошел на камбуз и съел там
полбатона, а потом за домино он сожрал целый батон и еще
попросил, и ему еще дали. А ночью его прихватило: живот
раздуло, и ни туда ни сюда - кишечная непроходимость.
Док немедленно поставил старпома раком и сделал ему
ведерную клизму, но вода вышла чистая, а старпом так и остался
раздутым и на карачках. Ну, кишечная непроходимость, особенно
если она оказалась, скажем так, не в толстом, а в тонком
кишечнике, когда газы не отходят, - штука страшная: через
несколько часов перитонит, омертвление тканей, заражение,
смерть, поэтому на корабле под председательством командира
срочно прошел консилиум командного состава,
который решал, что делать, но так и не решил, и корабль на
несколько часов погрузился в черноту предчувствия. Лишь
вахтенные отсеков, докладывая в центральный, осторожно
интересовались: "Лев просрался?"
- "Нет, - отвечали им так же осторожно, - не просрался". А
в секретном черновом вахтенном журнале, куда у нас записывается
всякая ерунда, вахтенный центрального печальный мичман Васюков
печально записывал в столбик через каждые полчаса: "Лев не
просрался. Лев не просрался, Лев не просрался..." Он даже
специальную графу под это дело выделил, писал красиво, крупно,
а потом начал комбинировать, чередовать большое буквы с
маленькими, например так: "Лев не ПрОсРаЛсЯ", или еще
как-нибудь, и, отстранившись, с невольным удовольствием
наблюдал написанное, а корабль тем временем все глубже
погружался в уныние: отменили все кинофильмы, все веселье,
никто не спал, не жрал - все ходили и друг у друга спрашивали,
а доку уже мерещилась операция и то, как он Львиные кишки в
тазик выпустил и там их моет. Доку просто не сиделось на месте.
Он шлялся за командиром, как теленок за дояркой, заглядывал ему
в рот и просил: "Товарищ командир, давайте радио дадим, товарищ
командир, умрет ведь". На что командир говорил ему: "Оперируй",
- хотя и не очень уверенно.
Наконец командир сдался, и в штаб полетела радиограмма:
"На корабле кишечная непроходимость. Прошу прервать службу".
Штаб молчал часов восемь, во время которых он, наверное,
получал в Москве консультацию, потом, видимо, получил и тут же
отбил нам: "Сделайте клизму". Наши им в ответ: "Сделали, не
помогает". Те им: "Еще сделайте". Наши: "Сделали. Разрешите в
базу". После чего там молчали еще часа четыре, а потом выдали:
"Следуйте квадрат такой-то для передачи больного". Мы вздохнули
и помчались в этот квадрат, и тут Лев пукнул - газы у него
пошли. Он сам вскочил, примчался к доктору с лицом
просветлевшим, крича по дороге: "Вовик, я пукнул!", - и тут же
на корабле возникла иллюминация, праздник, и все ходили друг к
другу и поздравляли друг друга с тем, что Лев пукнул.
Потом командир решил дать радиограмму, что, мол, все в
порядке, прошу разрешения продолжать движение, вот только в
какой форме эту радиограмму давать, надо ж так, чтоб поняли в
штабе, а противник
чтоб не понял. Он долго мучился над текстом, наконец
вскричал: "Я уже не соображаю. Просто не знаю, что давать".
Тогда наши ему посоветовали: "Давайте так и дадим: Лев
пукнул. Прошу разрешения выполнять боевую задачу".
В конце концов, действительно дали что-то такое, из чего
было ясно, что, мол, с кишечной непроходимостью справились,
пукнули и теперь хотят опять служить Родине, но штаб уперся - в
базу!
И помчались мы в базу. Примчались, всплыли, и с буксира к
нам на борт начальник штаба прыгнул:
- Кто у вас тут срать не умеет?! - первое, что он нам
выдал. Когда он узнал, что старпом, он позеленел, вытащил Льва
на мостик и орал там на весь океан, как павиан, а наши ходили
по лодке и интересовались, что это там наверху происходит, а им
из центрального говорили: "Льва срать учат".
(с) Покровский
--------------------
|