я шагнул из яркого широкого коридора с солнечными зайчиками в проём лязгнувшей металлом, обшарпанной, двери и, очутился в темноте.
Вернее не в темноте, а в гнусных сумерках, создаваемых двумя источниками света. Первый источник – висящая над дверью на собственных проводах, еле мерцающая лампочка на 30 Ватт без выключателя. Второй источник света – это отверстия диаметром 3 мм, просверленные в железном листе, вваренном в оконный проём. Отверстий было мало, и они сияли осколком солнечного дня примерно, как редкие звёзды мерцают на облачном небе. Из-за этого сумрака воздух в комнате был осязаемым настолько, что, казалось бы, его можно было резать на куски ножом.
Потом пришёл запах. Трудно передать этот влажный запах – немыслимый винтаж, сплетённый из прелых мужских тел, пыли, еды, постельного белья, раздавленных клопов и параши. Поверьте, нигде больше такого запаха нет. И вот, я стою на пороге этой комнаты в белоснежных кроссовках Nike Air Max, в белых носочках Nike, в светло-голубых джинсах Levis маде-ин-сша, в белой T-Shirt Nike Dry Fit, сплетённой из синтетических волокон особым образом в тех же соединённых штатах, в белой короткой спортивной куртке Levis и с ощущением, что следующим моим шагом будет шаг в пропасть с долгим падением вниз и острым до истерии желанием проснуться за мгновение до удара оземь, точно, как в кошмарном сне.
И я сделал этот шаг, но не провалился в небытие, а ощутил под упругой подошвой кроссовок крепкий дощатый пол. За десять секунд с момента, когда за мной захлопнулась дверь, которую здесь называют калиткой, мои глаза привыкли к сумраку и, я увидел группу людей с бледными, как у покойников, лицами. Эти люди сидели на корточках вокруг газеты, аккуратно расстеленной на полу. У меня мелькнула мысль, что они эту газету читают, как на уроках политинформации в школе. Чуть дальше, ближе к окну, вдоль стен, стояли металлические двухъярусные кровати, по четыре кровати с каждой стороны. Всего восемь шконок.
На этих кроватях лежали и сидели ещё люди. Свободно было всего лишь одно место – около заваренного окна - решки, на втором ярусе. Третьим чувством, посетившим меня через 12 секунд, после того, как за мной захлопнулась калитка, было дикое, совершенно непреодолимое, животное чувство усталости. Полностью повинуясь своим инстинктам, я выбрал кратчайший путь к своей цели – протиснулся мимо сидящих на полу людей, перешагнул через газету, попутно заметив, что на газете лежала какая-то снедь вроде отварной картошки, солёных огурцов, растерзанной тушки жареной курицы и перьев зелёного лука. Перед кроватью мне пришлось тормознуть, так как на второй ярус забраться было не так то просто. Я бросил кроссовки внизу, благо они были уже без шнурков и очень легко снимались, наступил на нижнюю постель и, упруго подпрыгнув, растянулся на свободной койке второго яруса.
Минут пять я лежал, уставившись в потолок, и ощущая, как гудят мои мышцы, словно провода высоковольтной линии. Мыслей не было. Были чувства. Рефлексы. Пять минут спустя мне показалось, что слишком тихо в этой комнате и, я посмотрел вниз. Все люди смотрели на меня. Из группы, сидящей вокруг газеты, отделился коренастый парень, подошёл ко мне, облокотился на край «моей» шконки и тихо, но внятно сказал – «ну, раз ты так резко через дубок перешагнул, то рассказывай, кто ты, что ты, кого знаешь, надеюсь, ты не ошибёшься в своих ответах и вопросах».
Я посмотрел вниз, где белели в темноте мои кроссовки, прицелился и спрыгнул вниз прямо на них. Обулся. Подошёл к группе людей, сидящих вокруг газеты со снедью – дубка, присел на корточки. Задумался… «Поздоровайся, хотя-бы, для начала. Скажи, как зовут. Статья какая. Кого знаешь из «людей»…» Сначала здороваюсь – «Здравствуйте!», потом представляюсь – «зовут меня Мигель». Народ оживляется – «Эт погоняло, что-ли?». «Нет - говорю – просто имя. Можно звать Михаилом, если так привычнее.» Гы-гы-гы, ну и имечко, еврейское что-ли? – все сразу повеселели. «Нет, - отвечаю – не еврейское. Обычное испанское имя. Только давайте не будем сейчас об имени моём – расскажу потом, если захотите».
«Ладно-ладно, тише – коренастый крепыш успокоил публику, по какой статье попал?» Честно говоря, не знаю. Запомнил только цифры – 163, часть третья, а,б,в. Да ну? Точно не знаешь? А срок знаешь? Тоже не заешь? Да ты парень попал – от семи до пятнадцати с конфискацией имущества! Я делаю удивлённое лицо –
«семь СУУУУТОООК???? Здесь??? За что??? Вот уроды, я вообще не виноват!!!!»
Народ вокруг меня падает от судорог смеха…. Минут через пять, собрав воедино обрывки фраз проникающих в моё сознание сквозь дружный гогот, я начал понимать, что не суток, а лет, не здесь, а в Серпухове, и вообще виноватых нет, все страдают за правду и справедливость. Ещё минут через десять вся хата, так здесь называют камеру, собралась плотным кольцом вокруг дубка и, народ в полной тишине стал слушать мой разговор с Сашей – так представился крепыш. Знаю ли я кого-нибудь из «людей»? Сейчас, в данный момент не знаю, так как несколько лет не в теме, но на заре юности знал кой-кого. Хасан, Полковник, Фрол – этих знают все. Местные гопники, которые крышевали наш бизнес – кто убит, кто спился, а кто в тюрьме. Этих не знает никто. Такова участь бойцов – пушечное мясо. А вот тебя, Саша, я видел раз в нашем магазине. Саша удивился – ну-ка, ну-ка… продолжай…
В общем, один из наших магазинов в давние-стародавние времена торговал продукцией Щелковского мясокомбината и вот однажды какой-то странный человек через продавцов «назначил нам встречу». В те годы, в конце первой четверти 90-х, только-только пошло новое веяние не «забивать стрелу», а «назначать встречу». Мы - я и мой партнёр по бизнесу, встретились с этим человеком и послали его куда подальше. Вежливо. Мы-ж интеллигентные люди. Ну, представьте, приходит к нам якобы директор магазина, весь на понтах, в турецкой кожаной куртке, вязаной шапочке-петушке, в трениках и китайских кроссовках, не бритый, с синяком под глазом и рассечённой губой, который в общем-то нам не конкурент, поскольку его якобы магазин не в нашем районе находится и безапелляционно требует отдать ему все концы откуда мы колбасу таскаем. Ей-богу, чудак какой-то. Был послан потому, что для того, чтобы покупать колбасу на мясокомбинате никаких концов не нужно. Нужно было просто туда приехать в отдел сбыта, подписать договор о сотрудничестве и утвердить график по каким дням будет приезжать твоя машина и сколько будет забирать колбасы, сосисок, пельменей, мяса, окороков и т.п. На следующий день этот товарищ встретился по этому поводу с нашей крышей, на которую приволок Сашу. Саша оказался в авторитете. Наши бандюки в общем-то испужались немного такому высокому визиту и довольно истерично искали нас по всем нашим точкам пару дней. В итоге мы тогда встретились с этим Сашей и вежливо объяснили ему абсурдность просьбы директора магазина, дали наклейку от колбасы с почтовым адресом Щёлковского мясокомбината и сказали, что никаких концов там не нужно, разве что для двух симпатяшек на отпуске готовой продукции. Вся встреча с Сашей заняла пару минут, не больше. Но он меня вспомнил. Вернее не меня, а ситуацию.
Тот директор оказался его младшим братом, необоснованно строившим из себя крутого под тенью старшего, но это ему прощалось, как я понял из-за снисходительного отношения старшего к младшему – у братьев была большая разница в возрасте, лет десять. И вот, я сижу на корточках у дубка в хате, рассказываю о давно минувших делах старшему, которого заперли по подозрению в заказных убийствах, а его младший уж лет пять мотает срок за убийство своего тестя. А ведь так всё хорошо начиналось в 1991 году… Летом 1991 года я со своим институтским другом заработал около 100 штук зелени. Всего за неполные 3 месяца каникул. «Торговец мороженным» - так называется креатив ещё одного моего друга о тех бурных временах. Но это уже совсем другая история, а сейчас я попал в крупный фантасмагорический переплёт.
Я успел рассказать публике о том, что по образованию врач и перешёл было к рассказу о том, как получилось, что я оказался в хате, но Саша меня перебил – «подробности никому никогда не рассказывай, здесь любой из нас тебя заложит, если представится такая возможность. «Язык твой – враг твой» - здесь это правило действует на все 200 процентов. Ни с кем не говори по-душам, ни с кем не дружи, не верь никому. Каждый за себя. Всегда прежде чем сказать, думай, что сказать. За слово – убивают. Сейчас ложись отдыхай, приходи в себя, будешь в хате лепилой, не стремайся – это доктором, поможешь кому, таблетку у ментов выпросишь. Никто тебя не тронет».
Я залез на «свою» шконку, положил под голову куртку и уставился в потолок, который был каким-то закопченным и создавал впечатление хмурого, дождливого неба. Ко мне вернулись мысли и все события предшествовавших этому дню трёх месяцев, пронеслись ярким вихрем перед моими глазами.
|
Назад
Конференция
Вперед
Списком
Расчленёнка (часть 1) (+)
Редактировать
Ответить
Цитата
